Проклятие Че Гевары

В своих показаниях Аргедас подчеркнул, что агентами ЦРУ в Боливии в большинстве являются кубинские контрреволюционеры, назвал некоторых из них, а также главу резидентуры ЦРУ в Боливии Джона Шелтона и его заместителя Хью Мэррея, числившегося в американском информационном агентстве ЮСИА. Аргедас показал, что ЦРУ создало в Боливии собственные тайные центры пыток (в Ла-Пасе и Сорате), где допрашивали и пытали интересующих Управление лиц. Дело Аргедаса приобрело такой резонанс, что его предпочли спустить на тормозах. За короткий срок на него было организовано три покушения. В конце концов, он был ранен пулеметной очередью из автомашины в самом центре Ла-Паса и попал в военный госпиталь. Выйдя оттуда, Аргедас немедленно укрылся в мексиканском посольстве, и, добившись разрешения на выезд, покинул Боливию.

В правительстве Боливии, между тем, все время нарастало напряжение. Росло возмущение поведением Баррьентоса не только среди рабочих и студентов, но и в вооруженных силах, несмотря на получаемые генералами и офицерами щедрые вознаграждения и привилегии. Недовольные сплотились вокруг умного и осторожного генерала Альфредо Овандо. Ответом было решение Баррьентоса истребить оппозицию в рядах вооруженных сил. С этой целью была создана тайная военная организация ложа «Ньянкауасу».

Попытки генерала Баррьентоса вооружить своих сторонников и развязать против оппозиции войну встревожили Лэнгли. Немало беспокоило американцев и разоблачение их связей с боливийским диктатором.

В апреле 1969 года в Кочабамбе, во время пребывания там генерала Баррьентоса, неожиданно появился капитан боливийской армии Хосе Рико Торо. С этим агентом ЦРУ прибыли три стрелка-снайпера. Считается, что капитану Торо и его подручным была поручена специальная операция.

Солнечный день 27 апреля 1969 года на аэродроме «Вестерман» в Кочабамбе собралась многочисленная толпа. Молодцеватым шагом (летчик и альпинист Баррьентос любил изображать из себя этакого «супермена») диктатор направляется к вертолету. Вертолет плавно отрывается и начинает набирать высоту. Неожиданно машину швыряет в сторону, она налетает на мачту высоковольтной линии, и на глазах застывших от изумления тысяч людей взрывается <…>

Сентено

– А вас так это смутило? – генерал самодовольно откинулся на спинку кресла и выпустил облако сигарного дыма. – Вы не ожидали услышать словосочетание «социальный миф» из уст отставного боливийского вояки?

– Ну что вы… – твоё бормотание звучит совершенно неубедительно. – Впрочем, признаюсь – да… Признаюсь, не ожидал, что вы знакомы с трудами Сореля.

– Да уж, не стоит всех людей с погонами принимать за тупоголовых хунтистов. Уж кому, как не вам, Герман Буш младший, знать это, – повеселевшим голосом смаковал господин посол. – И заметьте, Сореля я прочитал, ещё будучи майором, задолго до портфелей министра иностранных дел и главнокомандующего… Вот когда подошло время воплощать мифы в реальность…

– В некоторых странах майор – высшее воинское звание…

– Ха-ха, вы имеете в виду кубинцев? Их прославленных команданте, героических партизан? Что с них взять, если все они безнадежно больны краснухой.

– Звание генерала вы получили в 67-м? После поимки команданте?

Самодовольство и веселость господина посла вмиг улетучиваются. Сизые клубы, словно маленькие смерчи кружатся вокруг его лица в замедленной съемке.

– Вы досконально углубились в новейшую историю Боливии… Меня повысили за грамотное выполнение армейской операции. За то, что я выполнял свой воинский долг. Когда одни пекутся о собственном счете в швейцарском банке, а другие занимаются мифологией, кто-то должен думать о стране и о народе… – досада и раздражение густо примешаны в интонацию разом постаревшего голоса сеньора Сентено. – Армия никогда не боялась груза ответственности.

Пафос речи генерала совсем не вяжется с формой её подачи. Голос дробится и плавает, руки нервно смыкаются и расплетаются на столе, левая то и дело хватает сигару стряхивать пепел, а правая кидается вынимать из лацкана пиджака батистовый платок и принимается отирать лицо.

– Вот увидите, молодой человек, время расставит всё на свои места, – по обыкновению, сеньор Сентено берет себя в руки и воодушевляется. – Героический партизан! Команданте! Гевара сам не любил всей этой истерической шелухи. Заметьте: перед отправкой в Боливию он сам отказался от звания команданте и прочих регалий.

– Сбросил балласт?