Проклятие Гийома Завоевателя

– Когда поедешь, попробуй, как-нибудь мягче, сказать мессиру де Сент-Омеру. Но, в такие минуты не могу, да и не имею права, тебя не отпускать! Задание будет прежним: готовь новобранцев, молодых рыцарей для королевской армии. Судя по всему, война будет затяжной. Разведчики передают мне сведения, что граф Робер де Мёлан еще не раздавлен. Он затаился, сохранив большую часть своих сил, и ждет, я уверен, часа для мести. Ты ведь знаешь, его земли расположены под самым Парижем. Столицу будем беречь. Отводи воинов в Монкруа, принимай командование теми частями, что там есть. Готовь их, комплектуй, как тебе будет удобнее.

Годфруа встал. Они молча обнялись, ничего не говоря, друг другу. Слова были лишними. Сенешаль вдруг ощутил странную тяжесть на сердце. Оно ныло от горя. Он поклонился и вышел в ночь.

Звездное небо над Парижем было абсолютно равнодушно к мелким человеческим трагедиям. Звезды холодно и отрешенно светились яркими алмазами среди иссиня-черной бездны. Пухлая луна голубоватым светом озаряла все вокруг, отражалась в лужицах. В ночном воздухе, тихонько посвистывая, носились летучие мыши. Где-то вдалеке ухнула сова. Миру было наплевать, он жил отдельно от человека, его горестей и радостей, по каким-то непонятным и необъяснимым законам.

Годфруа прихлопнул комара, успевшего сесть ему на шею, запрыгнул в седло и направился к мосту, отделяющему город и Сите от остальных владений.

На мосту вышли часовые, но, увидев Годфруа, едущего с убитым от горя лицом, молча расступились, с вздохом проводив его взглядом. Судя по всему, печальная новость дошла и до них.

Трагедии подобного масштаба потрясла всю Европу. Даже непримиримый враг Франции и, лично, графа Робера, король Генрих Английский, выразил публичное соболезнование семье погибшего, его сыну и наследнику Бодуэну, королю Людовику. Стычки и сражения были прекращены на сорок дней, в связи с трауром, в который погрузилась Франция…

Шартр. Дворец епископа. 27 декабря 1159 года.

Епископ замолчал. Он уставился взглядом куда-то в пустоту прямо перед собой. Его руки крепко сжимали подлокотники, побелев от напряжения и переживаний.

Оливье грустно вздохнул, окончив запись:

– Да… – процедил он, восхищенно кивая головой. – Это красивая и яркая история гибели графа Робера сейчас, спустя почти полвека, выглядит, словно большая и красивая легенда…

– Да, мой друг! – Внезапно громко ответил епископ, повернув свой взгляд к Оливье. – теперь, все, что было при жизни великого короля Людовика Воителя, выглядит одной большой и красивой легендой! Люди уже отвыкли от красоты, чести и благородства…

– Да, монсеньор… – грустно согласился писец.

Епископ улыбнулся, встал и подошел к Оливье. Он потрепал его по вихрам непокорных волос и сказал:

– Не устал? Может, старый епископ, которому самому лень писать свои бредни, замотал несчастного парня?..

Оливье весело рассмеялся. Епископ кивнул головой, подошел к столу и сел в свое кресло.

– Подай мою любимую леопардовую шкуру. Что-то ноги сегодня мерзнут…

Оливье укрыл ноги Годфруа. Епископ кивнул ему, приказывая садиться. Когда слуга сел, епископ продолжил свой рассказ…

VIII    Сожжение Парижа, или смерть графа Робера де Мёлан.

Замок Монкруа. Лагерь по подготовке новобранцев из числа молодых дворян. 20 мая 1111 года.

Дорога в Монкруа показалась де Леви утомительной. Годфруа, раздавленный гибелью графа Робера, попал под непрекращающуюся полосу дождя, промокнув до нитки, словно и природа скорбела об уходе великого воина.

Наконец, на горизонте показались башни замка Монкруа. Это чуть-чуть приободрило де Леви. Все-таки, теперь это его оплот, в котором его ждут рыцари и необстрелянные воины. Их всех надо срочно, Годфруа ощущал какое-то неприятное предчувствие, охватывающее его сердце, готовить к войне, к ее ужасам и жестокости.

Лагерь выглядел хорошо подготовленным к войне. Замок был оснащен людьми и провизией, ежедневно фуражиры королевской службы объезжали виллы и пригоняли на скотобойни стада коров и баранов, заготовляя впрок солонину для армии.

Годфруа посвятил несколько дней проверке хлебных запасов, содержанию коров, овец и, что особенно его интересовало, боевых и вьючных коней. Все содержалось в исправности. Оставались люди.

С ними де Леви начал заниматься усиленно, вспомнив и применив на практике все, чему его научил в свое время мессир Антуан, чему он сам научился на войне. Новобранцы и молодые рыцари, собранные в лагере и замке Монкруа, поначалу были поражены и ошеломлены теми нагрузками и интенсивностью тренировок, которым подвергнул их новый командир. Но, к гордости де Леви, его имя и авторитет, приобретенный в боях за короля, заставлял их практически безропотно терпеть.