Проклятие Гийома Завоевателя

Годфруа сидел на скамье в небольшом саду, который примыкал к тыльной стороне дома, снятого им два месяца назад в Лондоне. Помог ему, как вы уже догадались, виконт де Жиффар, который положил себе в карман сто пятьдесят ливров серебром, обманув, как он думал, незадачливого француза.

– Добрый день, мессир де Леви… – Годфруа услышал тихий и вкрадчивый голос старшего из монахов. Он оторвался от раздумий и посмотрел на прибывших агентов секретной королевской службы, переодетых монахами.

– И вам, ребята, не болеть. А где, этот ваш, третий. Все никак не вспомню его имя… – поинтересовался де Леви.

– И не надо вспоминать, мессир… – заметил один из монахов. – Я смотрю, у вас тут, прямо как дома…

– Да. Домик аккуратный, улочка тихая…

– У нас тоже есть новости, мессир…

– Вот как? – Удивился де Леви. – Расскажете, или?..

– Секрета тут большого нет. – Ответил монах, присаживаясь рядом на скамью. – Вы не возражаете, если я присяду?

Он не дождался ответа, сел на скамью, вдохнул упоительный весенний воздух, в котором витали ароматы цветущего сада, зажмурил глаза от удовольствия и произнес:

– Какая погода! Просто прелесть! Вы еще не слышали новость, мессир де Леви?..

– Какую новость?.. – не понял де Леви.

– Сын-бастард короля Генриха, граф Робер Глостерский, внезапно умер, отравившись сморчками или какими-то другими грибочками…. Такая, право, незадача!..

Годфруа удивленно посмотрел на монаха:

– А, прости, Робер, зачем вам понадобился? Он же бастард и исключен из числа наследников короны решением синода английской церкви…

– Так, на всякий случай… – невозмутимо ответил монах, словно разговор шел о засушенном для гербария листочке. – Папа может и передумать…

– Понятно… – вздохнул де Леви. – Так, значит, на всякий случай…

– Именно, мессир. От греха подальше. – Ответил, улыбнувшись, монах. Его улыбка больше смахивала на оскал змеи. – Кстати, наш третий человек уже служит штурвальным на королевском нефе…

– Да? – Удивился Годфруа, посмотрев на монаха. – Значит…

– Ровным счетом ничего, сеньор де Леви. – Перебил его монах. – Надо будет, позже, подготовить их к выходу в море. Это уже, пардон, ваша работа…

Годфруа скривился и спросил:

– Когда планируете?..

– К зиме… – ответил, подумав, монах. – Это самое удачное время. Шторма и всякая дребедень. Не дай Бог, если судно наскочит на прибрежные скалы…. Никто не спасется.

– А ваш человек?..

– Вы хотели сказать – наш человек… – поправил его монах, снова улыбнувшись своей жуткой улыбкой змеи.

– Да, да, наш… – поправился Годфруа.

– Он знает, на что идет, – спокойно ответил монах. – К тому же, я обещал ему находиться поблизости от места крушения на фелюге и подобрать его…

– И ты это сделаешь?.. – изумился де Леви.

– Что вы, мессир. – Снова улыбнулся монах. – Одно дело пообещать, а другое дело…

Он многозначительно поднял глаза к небу, давая понять, что исполнители вряд ли выживут. Оставлять ненужных и лишних свидетелей заведомая глупость. Годфруа ужаснулся спокойствию и выдержке этого человека, который, вот так, совершенно спокойно, мог решать и выбирать, кому жить, а кому нет.

– Просто удивительно, как вы можете, вот так, просто говорить о смерти людей… – сорвалось с губ де Леви.

Монах удивленно и с некоторым подозрением посмотрел на Годфруа:

– Вы должны понять меня, мессир, смерть – это такая же простая вещь, как восход солнца или цветение яблонь. Слишком много уделять ей внимания не стоит. Да! Чуть не забыл! Один из наших помощников устроился смотрителем в Тауэр…

– В Тауэр?.. – удивился де Леви. Он совершенно позабыл, что одним из слагаемых успеха этой операции служило состояние здоровья пленного графа Робера Куртгёза, которого держали пленником в башне Тауэра. – Нелегко, наверное, ему сидеть в каземате башни, которую построил его великий отец…

– Наверное… – рассеянным голосом ответил монах. – Он будет приятно удивлен и поражен, если наше дельце выгорит! К тому же, позднее, мы ему намекнем о том, что своим чудесным воцарением и освобождением граф Робер обязан королю Франции, который помнит о нем, любит его и верит в его порядочность. Тем более что его сын – Гильом Клитон, прекрасный рыцарь, который воспитывается при дворе Людовика. Он впитал с молоком любовь к Франции…

– Да-да. Все верно… – задумчиво ответил Годфруа, которого тяготила участь роли своеобразного «меча судьбы» английских королей. – Все верно…

– Конечно! – Засмеялся монах. – Надеюсь, мессир, вы не забыли о своей «работе»?

– Что?.. – прослушал де Леви.

Он поднял глаза и посмотрел на монаха. Тот с абсолютно равнодушным видом зевнул и ответил:

– Вы, надеюсь, не позабыли о том, что должны известить нас о времени и месте отплытия Генриха и его семейства в Нормандию?..

– Нет-нет, я помню… – отмахнулся Годфруа, встал и пошел в дом.

Монах задумчиво посмотрел ему вслед и, когда де Леви, вошел в дом, произнес:

– Да. Беда просто с нашими «благородными»…

Париж. Королевский дворец, остров Сите. 12 июня 1120 года.