Проклятие Гийома Завоевателя

– Спасибо, ваше величество! Берега Англии, действительно, добры ко мне. Гостеприимство ваших подданных, – де Леви обвел глазами придворных и гостей, – может служить примером для многих других земель Европы.

Генрих кивнул головой:

– Однако, мессир де Леви, что-то вы сильно изменились за последнее время! Вас, право, очень трудно узнать! Где ваша веселость, искры в глазах и задор? Сегодня у нас праздничный день, всем надо веселиться, шутить и радоваться жизни! – Король сделал упор на последние слова своей фразы.

– Спасибо, сир! – Ответил Годфруа. – Мне, правда, пришлось немного измениться за последнее время. К тому же, земли Франции, в последнее время, как бы сказать, навевают на меня грусть и тоску. Вот, я и решил немного развеяться, посмотреть мир и погостить у благородных английских рыцарей, в чьей храбрости и чести никто не сможет усомниться…

– Искренне! Мне нравятся ваши слова, мессир де Леви! – Улыбнулся король Генрих, но его глаза по-прежнему оставались, полны грусти и тоски. – Спасибо, что хотя бы вы, остаетесь искренним и честным. Да! Простите, если мой вопрос вас смутит. Это не вы, случаем, пробились сквозь ряды моей армии на помощь окруженному отряду мессира де Шомон при Бремюле? Если этот вопрос деликатен для вас, можете не отвечать…

Годфруа гордо вскинул голову, тряхнул своими практически седыми волосами и ответил:

– Да, сир, это был я и мои молодые рыцари, совсем еще юнцы…

Генрих кивнул головой, повернулся к своим придворным и сказал:

– Вот! Смотрите! Перед вами, сеньоры, один из последних паладинов, которому нечего стыдиться! Что? Отворачиваете головы… – Король окинул орлиным взглядом своих придворных, толпившихся возле палатки. Они мялись, некоторые из них стыдливо отводили глаза. Генрих повернулся к де Леви. – Простите, мессир де Леви, что я не успел раньше прекратить этот бой! Смерть храброго де Шомона потрясла меня до глубины души. Да, не скрою, мессир де Шомон порядком навредил мне в Нормандии, даже, прошу прощения, стал раздражать меня своими, как мне тогда казалось, наглыми выходками. Но, поверьте мне, мессир сенешаль, для меня было огромной честью гордиться, если бы такие храбрые и верные сеньоры служили под моими знаменами…

Годфруа де Леви приблизился к Генриху и встал на одно колено перед ним:

– Сир! Ваши слова – это слова истинного короля Англии! Вы, сир, достойный сын вашего великого отца! Позвольте поцеловать вашу монаршую длань…

Генрих смутился, он отдернул руку и встал. Он поднял де Леви и поцеловал его трижды. Годфруа заметил, как небольшие слезинки стекли по его щекам.

– Мессир де Леви! Ваши слова идут от сердца. Спасибо…

Король снял с пальца правой руки большой перстень с алмазом величиной с грецкий орех и протянул его Годфруа:

– Примите этот перстень от всей души. Пусть он будет вам наградой за ваши честные, сердечные и искренние слова… – Король повернулся к придворным и крикнул. – Пора начинать охоту! Кони уже заждались всадников!

Горнисты протрубили, подавая сигнал к началу охоты. Придворные стали расходиться, когда Генрих снова повернулся к де Леви и сказал:

– Ответь мне только одно – это ты?.. – он посмотрел на Годфруа, стараясь прочесть в его глазах ответ на свой прямой вопрос. – Я, право, вздрагиваю, когда вижу вас, сенешаль…

– Нет, сир, лично я не прикладывал своей руки к смерти вашего сына…

– Спасибо за честность, рыцарь. Через месяц мы будет отплывать из Дувра в Нормандию на ежегодный праздник, посвященный высадке моего отца в Англию. Вы, я надеюсь, поедете со мной и моим сыном?..

– Это огромная честь для меня, сир… – поклонился де Леви.

Король Генрих посмотрел на него каким-то задумчиво-пронзительным взглядом, от которого немного сжалось сердце Годфруа. Король словно предчувствовал скрытую угрозу, исходившую от рыцаря-франка, но, ничего не мог сказать. Генрих молча смотрел, как де Леви невозмутимо повернулся и пошел к графу Андре, стоявшему неподалеку от королевского шатра.

«Это судьба, – подумал Генрих, глядя вслед уходившему рыцарю, – судьба. Он принес мне корону через кровь, он, судя по всему, и заберет ее…». Ему внезапно вспомнились слова древнего пророчества, которое казалось сказкой, но какой-то жуткой и правдивой сказкой, унесшей жизни его отца и среднего брата.

Король как-то тяжело и грустно вздохнул, потом резко вскинул голову и тряхнул волосами, словно отгоняя от себя мрачные мысли, сомнения и предчувствия.

«А, может, я сам себе все придумал? – Махнул в душе Генрих. – Я, что-то, стал суеверным в последнее время…»

XV     Море.

Дувр. Англия. 24 июля 1120 года. Обеденное время.