Бари, 2 ноября 1943 г.
Дорогая Доната!
Приближается день, когда мы распрощаемся навсегда, и я хотел бы в последний раз выразить тебе свое восхищение и уважение. В эти последние недели в больнице я окончательно убедился, что ты обладаешь особым даром помогать людям. Сколько же ты страдала, что видишь чужую боль с первого взгляда! Сколько же ты боялась, что распознаешь чужой страх, прежде чем люди попросят о помощи! Скольким же ты пожертвовала, что тебе не жаль поделиться последним! Чем больше я наблюдал, как ты утешаешь других, тем ближе ты мне становилась и тем больше проклинал я Италию, которая не заметила талантов лучших своих детей и не дала им никаких возможностей.
Ужасное время – и только твое присутствие в больнице давало мне силы и помогало смотреть в будущее. Как больно видеть этих юношей, которых присылают нам с фронта! – они никогда не оправятся от своих ран. Какой ужас написан у них на лице! Как они страдают даже во сне! И как ты умеешь успокоить их ласковым словом, идущим от сердца, заботясь о них так, как тебе хотелось бы, чтобы заботились о Витантонио и Джованне, если бы их ранило.
Я всегда восхищался твоим мужеством, но сейчас я знаю, что мое восхищение переросло в любовь. Чего бы я только ни сделал, чтобы вознаградить тебя за все страдания, чтобы хоть отчасти вернуть тебе то, что ты отдала другим! Быть может, вдали от этой неблагодарной страны мы могли бы построить свой рай, чтобы встретить старость. Но теперь, когда ты окончательно воссоединилась с сыном, ты больше не сможешь с ним расстаться. Мне жаль терять тебя, но я радуюсь, видя тебя рядом с Витантонио и Джованной, когда между вами нет больше наконец ни тайн, ни лжи. Я всегда чувствовал этих детей немного своими – предполагаю, с той самой ночи, когда вы с Франческой посвятили меня в свою тайну. Позже, видя, как они растут, я все больше и больше гордился ими и понимал, что твоя жертва того стоила.
Когда этот кошмар закончится, я уеду далеко. Говорят, на Земле обетованной происходят чудеса. Ты знаешь, что я агностик и не верю в чудеса, творимые богами, но я верю в чудо, творимое народом, с которым история обошлась жестоко и который не дал себя сломить. Ты давно решила, что Пальмизано – твоя единственная родина. Теперь и я понял, что еврейский народ – моя семья.
Ты всегда будешь в моем сердце.
С любовью,
Габриэле Риччарди