Проклятие теней и шипов

– Точно, – усмехнулась я. – Я даже не представляю…

– Хочу, чтобы ты взяла их. Ты же умеешь читать на древнеэттанском?

– Лучше, чем говорить, – кивнула я.

– Хорошо. Тора моя страсть к истории не так впечатляет. Сказать по правде, эти дневники мне безумно дороги, и я уже прекратил считать, сколько раз их перечитывал. Мне все хотелось поделиться ими с кем-нибудь таким же двинутым на книгах. Но я не отпущу тебя, пока мы их не обсудим, потому что у меня много, очень много мыслей.

Мне казалось, что моя душа взлетает от счастья, и тут я поняла, что поднялась на носочки.

– Я вас переболтаю, Легион Грей, не сомневайтесь.

– Не смею просить о большем.

Дверь открылась, и появилась Руна с долговязой женщиной – домашней целительницей. Ее волосы вились диким плющом, над нижней губой выступали зубы. Но эта женщина умела отводить боль так, словно в ее руках жила магия хаоса.

Я схватила дневники и спрятала за спину.

– Извините, что прерываю, но Квинне Элизе нужно сменить повязку, – царственным тоном заявила Руна. Она даже не обратилась к Легиону. Ей казалось, что каждый сам должен был знать, когда с ним говорит будущая королева, и не было нужды снисходить до пояснений.

– Тогда я вас оставлю. – Легион слегка поклонился моей сестре, но глаза его не отрывались от меня.

– Да, идите. В любом случае вас хочет видеть Квинн Лисандер.

Легион еще раз кивнул, бросил на меня последний обжигающий взгляд, который одновременно говорил слишком много и не говорил ничего, и вышел за дверь.

Позже, после перевязки, после унылой трапезы с матерью и сестрой и их осточертевших разговоров о свадьбе Руны с противным принцем, я спряталась в своей комнате с королевой, которую никогда не видела.

Первые страницы были истрепаны сильнее всего. Лилианна писала изящным летящим почерком.

Арвад взошел на престол. Два дня прошло с тех пор, как отгорел погребальный костер его матери, и бремя правления легло на его плечи. Он – опора для всего нашего народа. Он станет выдающимся королем. Но как тревожится за него мое сердце, когда в полумраке нашей постели он мне одной доверяет свои страхи и сомнения. Самое большое счастье в моей жизни – быть его спутницей. Той, кому он доверяет, к кому идет за советом, от которой черпает силы и которой дарит свою любовь. Мой уязвимый величественный король.

Я улыбнулась. Любовь.

И все же я ошибалась. Последние король и королева Этты безумно любили друг друга. Я позавидовала бы Лилианне, но темное чувство не смогло даже зародиться в том свете, которым меня затопила ее история.

* * *

Ночь выдалась холоднее, чем обычно. Северный ветер хлестал берег, вздымая черный песок у моих ног. Насыщенный солью воздух обжигал горло. Холод пробирался под кожу, и я плотнее запахнула чужую шерстяную куртку.

Тишина оглушала. Ее нарушал только тихий плеск воды о причал – больше не было слышно ни звука. В другие ночи, даже в самые темные часы ранним утром, со мной были отголоски пивных, игорных залов и борделей. Сегодня – только я и тени.

В темноте я чуть не проглядела привязанную к узкому причалу лодку. Она была пуста, и я нахмурилась. Назначенный час уже близился, и я думала, что остальные заплатившие за прогулку вокруг бухты уже собрались.

По телу пробежала дрожь. Я обняла себя за плечи и вернулась на берег.

Стоило мне ступить вниз с досок и сделать шаг по песку, как сапог чавкнул, попав во что-то горячее и липкое. Я посмотрела под ноги и попятилась, но тут же с криком упала в густую лужу. Сердце колотилось. Пошатываясь, я поднялась на ноги, растопыривая перед собой темные пальцы, от которых шел знакомый металлический запах.

Кровь. Она пропитала берег, собираясь из заводи, вырываясь из-под причала. Реки крови окружили меня со всех сторон.

Я попыталась бежать. Ноги не слушались.

Ракушки, галька и песок хрустели под чьими-то шагами. Я застыла. Тишина сгустилась до того, что я могла погрузить в нее пальцы. Кожу пронзил чей-то взгляд. Едва найдя в себе силы неуклюже переставлять ноги, я бросилась в сторону деревьев, но не смогла уйти далеко. Рука схватила мое предплечье и дернула назад.

Кажется, я закричала – горло засаднило, – но набат крови в голове заглушил все звуки.

В глубине черного капюшона, нависшего надо мной, светились красные глаза. Где-то зарождалось рычание. Длинные черные ногти – скорее когти, как у зверя, – стащили со рта маску, обнажая белизну клыков. Волкомаха – проклятый, помесь человека и животного.

Кровавый Рэйф поднял один из своих боевых топоров. Во взгляде его не было ничего, кроме жажды крови и убийства.