– Я так давно не была в Вороновом Пике. Этот праздник запомнится надолго, – проворковала Руна, вплетая гроздья рябиновых ягод в свои косы. – Я вся в предвкушении.
Я закрыла дневник Лилианны и посмотрела на сестру.
– Как же отвратительно.
Чем теснее Мэви затягивала шнурки на спине нового розового платья, заказанного у швей Воронова Пика после ареста трех подпольщиков, тем больше во мне накалялся гнев.
– Объясни, – потребовала Руна.
– Пиры в честь казни, – огрызнулась я. – Что нам делать? Есть и танцевать, глядя на их изуродованные тела?
Сив безучастно смотрела в окно. Весь день она была сама не своя. Мэви вздохнула, но тоже промолчала. Не стоило говорить, пока Руна находилась в комнате.
Сестра посмотрела на мое отражение в зеркале перед собой.
– Тише, Элиза. Подпольщики заслуживают своей участи. Подумай, о чем ты говоришь – эти люди убили бы тебя без раздумий. Ты же не хочешь, чтобы враги Тимора утащили нас в преисподнюю.
– Нет, – закатила я глаза. – Но я хочу мира. Когда-нибудь. Найти способ договориться и соседствовать на этой земле без кровопролития.
Руна развернулась и встала.
– Мир с предателями? Они поклоняются мертвому принцу, Элиза. Они никогда не признают нас. Скажи мне, что на самом деле ты так не думаешь. Скажи, что ты никого и ничто не ценишь превыше силы своего народа.
Я не видела в сестре такого пыла уже много лет. Отчего-то стало тревожно.
– Руна, я мечтаю о том, что настанет день, когда нашим народом будут и фейри, и эттанцы, и тиморцы. Наша сила – в единстве.
Руна поморщилась, как будто мои слова с размаху ударили ее по лицу. Она согнала с себя оцепенение, развернула плечи и холодно усмехнулась.
– Как жаль.
Не говоря больше ни слова, она задрала подбородок и вышла из комнаты. Я помахала ей вслед.
Всю следующую неделю мне предстояло имитировать веселье в компании королевских особ и высокопоставленных вельмож Ликса в Вороновом Пике. Праздник ведь был посвящен мне. Король Зибен ждал нас в замке на все виды придворных развлечений: пиры, балы, выезды на охоту. Все – в честь одной несчастной королевской племянницы, которая выжила после нападения врагов Нового Тимора. Трое подпольщиков будут казнены в назидание остальным, а их тела повесят на ворота.
От одной мысли об этом у меня портился аппетит.
– Постарайся об этом не думать, – предложила Мэви, протягивая мне плащ, подбитый мехом. Я нехотя приняла его.
– Вы обе прекрасно выглядите. – Комплимент вышел слишком сердитым.
– Я никогда не носила такой изысканной одежды, – Мэви разгладила складки на шелковой юбке. Сив свое изумрудное платье едва замечала. Их обеих допустили в замок как моих личных служанок, и одеть их нужно было подобающе.
Мы вместе добрались до парадного входа. Снаружи наши вещи грузили в кареты. Отец настоял на том, чтобы с нами отправилось по меньшей мере шесть крепостных и по четыре стражника Воронова Пика на каждую карету – кортеж состоял минимум из четырех. Их заметят, как только мы выедем за воротах, и от этого я бесилась еще сильнее. Это было не гордое победное шествие. Я не понимала, почему смерть – любую, пусть даже смерть врага, – нужно было праздновать. Сколько еще веков понадобится людям, населяющим эту землю, чтобы прийти к согласию?
– Беван! – поприветствовала я старика, стоявшего возле родительской кареты. – Я рада, что ты тоже едешь. Как будто бы частичка дома.
– Я редко упускаю возможность посетить Воронов Пик.
– И возможность увидеть де хон Одду, – прошептала Мэви.