Прощай, мисс Совершенство

Четвертая доля секунды: из-за дома раздается грохот – захлопывается дверь – звучат торопливые шаги.

Пятая доля секунды: все орут.

Шестая доля секунды: пятеро полицейских бегут за дом.

Седьмая доля секунды: Бонни бежит за ними.

Восьмая доля секунды: полицейский хватает ее в паре метров от дома.

Девятая доля секунды: Бонни душераздирающе воет, точно от боли и поражения. Я никогда не слышала раньше таких звуков. Все замирают, оборачиваются на нее: кто согнувшись в три погибели, кто на земле, кто в руках полицейского.

А я почему-то все еще стою на верхней ступеньке. Коннор обеими руками держит меня за предплечье.

Валери корчится от боли на асфальте. Я слышу потрескивание раций, и голос говорит: «Подозреваемый задержан».

Вот так все и заканчивается.

Хотя, конечно, не заканчивается: любой конец – это начало чего-то нового. Это конец побега Бонни, конец ее «приключения», но я знаю, что за ним последуют бесчисленные вопросы, не только от полиции, но и от родителей, журналистов и вообще всех домашних. Будет суд. Адвокаты, показания, судья. Обвинения, оправдания. Слезы. Разбитые сердца. Разрушительные действия обычно длятся недолго, а вот последствия остаются на годы. Даже не месяцы. Однако прямо сейчас у меня под ногами земля Шотландии, а в голове и вокруг – полное смятение и хаос. Полицейские снуют туда-сюда, я теряю Бонни, и незнакомцы выходят из домов и глазеют на этот спектакль; Валери пытается наступить на ногу, и это так больно, что она ударяется в слезы, и моего учителя музыки ведут в полицейскую машину в наручниках, и мой телефон вибрирует от звонка (ДОМ), снова, и снова, и снова, и Коннор берет меня за руку и сжимает ее, и кто-то фотографирует нас, и нас ведут в машину, и никто не говорит мне, что происходит.

Нас отвозят в полицейский участок, где мы с Коннором сидим и молчим, а Валери спорит с офицером о том, сможет она дойти сама до больницы или нет. Из этого разговора я узнаю, что нас отправят домой на самолете вместе с Бонни, которая тоже где-то тут, в участке. Мы вылетим при первой же возможности.

Валери хочет лететь с нами и разобраться с ногой уже дома, но она переживает за машину, и офицер – ее зовут Лоррейн – переживает за ее ногу, которая наверняка сломана.

– Но я не хочу застрять здесь с машиной, которую я все равно не смогу вести, если и правда сломала ногу, – говорит Валери. – Хотя оставлять машину тут тоже не хочу.

– Мы отвезем вашу машину, – говорит Лоррейн. – Это не проблема.

Секунд десять я сижу под впечатлением от этой клиентоориентированности, а потом вспоминаю, что Валери в последние пару дней была с ними на связи и помогала, и поэтому отогнать машину к нам домой – это самое малое, что они могут для нее сделать. Особенно теперь, когда становится ясно, что они ей, в общем-то, особо не доверяли. По крайней мере, не так доверяли, как думала Валери. Они не просто следили за ее машиной; еще одного жучка они посадили на телефон. Не было ни секунды, когда они не знали, где мы находимся. Похоже, в этой истории все были двойными агентами. Ну, кроме Коннора, разумеется.

Лоррейн уходит ненадолго, чтобы принести лед и обезболивающее, и Валери поворачивается ко мне.

– Все в порядке? – спрашивает она, что, конечно, очень мило с ее стороны, если учесть, что это у нее болит нога.

– Я не понимаю, что происходит, – говорю я. – Где Бонни?

– Ее осматривают и опрашивают скорее всего. Но как только будет возможно, ее сразу отправят домой.

– Почему? – Я-то думала, что сначала они ее как следует расспросят, а потом станут беспокоиться о самолетах.

– Так быстрее. И для всех будет лучше, если ее доставят домой до того, как все станет известно прессе.

– Почему мы не можем вернуться в Йорк?

Какой тупой вопрос! Я ведь даже не хочу в Йорк. Все, что я хочу, – это вернуть какой-то контроль над ситуацией.

Валери морщится и показывает на свою распухшую ногу.

– Слушай, не переживай, – говорит она. – Обо всем уже позаботились. Вечером мы будем дома. Все мы.

– И Бонни?

Мне так сложно в это поверить.

Она кивает:

– И Бонни тоже.

Я впервые полетела на самолете, когда мне было девять. Нас с Дейзи почти удочерили официально (готовились последние документы), и мы все отправились на первые семейные каникулы в Португалию. Боб целую вечность объяснял, как устроены самолеты и почему не стоит бояться летать. Говорил, что это самый безопасный способ путешествовать. Но на самом деле я и так совсем не боялась. Я волновалась от предвкушения. Мне даже было неважно, что мы будем делать в Португалии: мне просто хотелось полетать.

Я выпросила себе сиденье у окна, и Боб сел между нами с Дейзи. (Я думала, это потому, что он хотел продолжить свои объяснения, но много лет спустя узнала, что Кэролин боится летать и не хотела, чтобы ее страх передался и нам.) Когда мы взлетели и Англия начала с пугающей скоростью уменьшаться, Боб показал в окно:

– Видишь, какое все маленькое, Иден? Запомни это, когда жизнь покажется тебе слишком ошеломительной. Все очень, очень маленькое.