Прощание славянки

Всем было понятно, что введение германских войск в Бельгию — дело теперь уже нескольких часов.

«Если мы позволим Германии растоптать нейтралитет Бельгии, — писал лорду Роберту Сесилю Черчилль, — не оказав при этом помощь Франции, мы окажемся в очень печальном положении».

Вечером 1 августа Черчилль обедал в адмиралтействе.

«Мы, — вспоминал он, — сидели за столом и играли в бридж, карты только что были розданы, когда принесли красный ящик из Форин-офис.

Я открыл его и прочитал: „Германия объявила войну России“.

Теперь у Черчилля не было сомнений, что началась цепная реакция, которая затронет и Британию.

Первый лорд адмиралтейства покинул игорный стол, пересек площадь Конных парадов и через калитку парка пошел на Даунинг-стрит, 10.

Как вспоминали присутствующие, на лице Черчилля читалось воодушевление.

Черчилль, сообщил Асквиту, что мобилизует военно-морские силы и направляет крейсера для охраны торговых путей.

Это было именно то, что совсем недавно кабинет министров запретил ему сделать.

На этот раз молчание премьер-министра означало согласие.

На обратном пути в адмиралтейство Черчилля встретил Грей.

— Я, — сказал он, — только что сделал нечто важное. Я сказал французскому послу Камбону, что мы не позволим германскому флоту пройти в пролив Ла-Манш».

Тем не менее, 1 августа двенадцать из восемнадцати министров выступили против поддержки Франции в случае войны.

Что же касается Ллойда Джорджа, то он был единственным влиятельным членом кабинета министров, склонным к нейтралитету.

В серии записок, которые в ходе многочисленных обсуждений передавались через стол Ллойду Джорджу, приводились самые разнообразные аргументы, включая патриотизм, имперские выгоды и мотивы личной дружбы.

— Все наши планы составлялись совместно, — со слезами на глазах взывал к британским парламентариям посол Камбон. — Наши генеральные штабы проводили консультации. Вы видели все наши расчеты и графики. Взгляните на наш флот! Он весь находится в Средиземном море в результате договоренности с вами, и наши берега открыты врагу. Вы сделали нас беззащитными! Если Англия не вступит в войну, Франция никогда этого не простит!

«Вот и все, — писал ночью Черчилль жене, — Германия оборвала последние надежды на мир, объявив войну России.

Германская декларация о войне против Франции ожидается с секунды на секунду…

Мир сошел с ума, мы должны бороться за себя и за наших друзей».

Если первый лорд был бы хоть немного критичнее, он не преминул бы добавить, что к этому мировому умопомешательству Англия тоже приложила руку.

Утром 2 августа к премьер-министру Асквиту явился германский посол Лихновский.

«Он был очень эмоционален, — пишет Асквит, — и умолял меня не становиться на сторону Франции.

Он сказал, что у Германии, зажатой между Францией и Россией, больше шансов быть сокрушенной, чем у Франции.

Он, бедный человек, был очень взволнован и рыдал…

Я сказал ему, что мы не вмешаемся при выполнении двух условий: если Германия не вторгается в Бельгию и не посылает свой флот в Ла-Манш…»

Впрочем, дело было не только во Франции.

«Нам, — докладывал в Лондон после беседы с Сазоновым посол Бьюкенен, — придется выбирать между активной поддержкой России или отказом от ее дружбы.

Если мы ее теперь покинем, то мы не сможем рассчитывать на дружественные отношения с ней».

Ну а в том, что война будет, посол не сомневался.

«Германия, — писал он в своем аналитическом отчете, — прекрасно знала, что военная программа, принятая Россией после нового закона о германской армии в 1913 году, будет выполнена только в 1918 году, а также и то, что русская армия недостаточно обучена современным научным методам ведения войны.

В этом был психологический момент для вмешательства, и Германия ухватилась за него».

Но даже сейчас Грей продолжал внушать донельзя расстроенному все происходящим в Лондоне французскому послу Камбона, что война между Россией, Австрией и Германией не затрагивает интересов Британии.

Но в то же самое время он говорил другим министрам:

— Если Германия начнет господствовать на континенте, это будет неприемлемым как для нас, так и для других, потому что мы окажемся в изоляции…

Ну а в то, что именно такие цели в мирововй войне и ставила перед собой Германия, он уже нисколько не сомневался.

3 августа германский посол фон Белов-Залеске вручил министру иностранных дел Бельгии Ж. Давиньону ноту с требованием пропустить германские войска через бельгийскую территорию к французской границе.

Буквально через час министр передал послу ответную ноту с отказом выполнить германские требования.

Правительство Бельгии обратилось к Великобритании за военной помощью.

В ответ части генерала Клука перешли германо-бельгийскую границу в районе города Геммених.

Только тогда почти все английские министры согласились с тем, что у них нет выбора, поскольку оккупация Белгии грозила безопаности Англии.

Завоевание Бельгии немцами грозило смертельной опасностью Англии. И далеко не случайно Наполеон называл Антверпен «заряженным пистолетом, направленным в сердце Англии».