Простая речь о мудреных вещах

Что такое умный человек и глупый? У первого такой-то мозг, у второго иной, как у одного человека хорошее зрение, у другого дурной слух, вкус и проч. Вся разница между людьми, следовательно, по упомянутой системе, в различии орудий, инструментов, случайно ими в той или другой капле зародыша полученных, случайно подвергавшихся тем или другим влияниям; все люди различаются между собой только по количеству случайно доставшегося им мозга, который так или иначе впечатляется в продолжение их жизни.

Сколько голов, столько умов, столько и мозгов! Откуда же различие? Этот мозг производит Ньютона, этот Цезаря, Цицерона, Рафаэля, а этот – нигилиста русского. Какие границы этих мозгов? До чего могут доходить они? Вниз, мы знаем теперь, что они могут сойти на нет, на ничто, на нигилиста, на русского уездного, замоскворецкого нигилиста (ниже нельзя), с его обстриженной подругой, без косы. В синих очках, – а вверх? Отчего зависят эти повышения и понижения? Все – от получаемых впечатлений? Странно, что наша новая педагогика не займется фабрикацией впечатлений, и не возьмет на себя подряд ставить нам музыкантов, поэтов, юристов[230].

Человек – автомат, а род человеческий еще более. Эскимосы, французы, англичане, греки, готтентоты – это только вокабулы, имена различные.

Что же история? Фантасмагория, на которую мы радуемся вчуже, сами не зная почему, т. е., повинуясь сумме своих случайных впечатлений.

* * *

И воли нет! Это такой же плод чуждых семян, ветром в мозг, а не в душу (отвергаемую) занесенных!

Карамзин и Ванька Каин, Иоанн Грозный и Феодосий Киевский, уголовный преступник и святой отшельник – суммы впечатлений, по независящим от них обстоятельствам, полученных, западавших под их черепа.

Нельзя не заметить, что наши адвокаты пользуются отлично этой теорией!

Какую роль играет человек на земле? Такую же, как камень, растение, животное. Что же такое сознание? Лишнее свойство камня, растения, животного?

Ну, а что же делать еще с понятием о добре и зле, о лжи и правде, о совести? Их нет в мозгу. Если бы все в человеке зависело только от впечатлений и их сумм, то из чего же бы возникли – понятие о добре и зле, борьба в выборе добра и зла, угрызения совести, мысль об усовершенствовании, как бы могли зародиться понятия – о Боге, о душе, о другом мире? Считайте, пожалуй, эти понятия, различения, условными, производными, но они существуют, понятия, различения, как бы ни были, и этого довольно бы кажется для убеждения, что есть в человеке, кроме впечатлений внешней природы, что-то свое, особое, почему он и есть человек, – что-то не подчиненное впечатлениям, а управляющее ими, выбирающее, действующее, – душа!

Камень увеличивается, дерево растет, – но человек что-то делает: вот Византийский храм Святой Софии, вот Рафаэлева Мадонна, вот Генделева оратория, – неужели все это – только естественные произведения? Чем отличается Аполлон Бельведерский от глыбы мрамора? Как он из нее произошел? Что-нибудь было нужно этой глыбе, чтобы сделаться Аполлоном.

У камня, у дерева нечего спрашивать отчета. Новые наши философы думают, что и у человека нечего спрашивать отчета – прекрасную будущность они готовят для своих детей, которые, увы, кажется и начинается, судя по газетам.

Материалисты смешивают то действия, то явления, то поводы, с причинами. Сыпь, опухоль, пятна, краснота – суть признаки, явления болезни, но не болезнь сама. Страх, удивление, радость сопровождаются такими-то движениями мозга, точно как такие-то предметы производят такое-то впечатление в глазу, в ухе, а чрез них в мозгу, но сознание есть фактор, сила от них особая, есть искра, так сказать, внешняя, воспламеняющая порох. Свет во тьме (мозговых рефлексов) светит, но тьма его не объят.

* * *

Никакими рефлексами нельзя объяснить размышление, когда человек приводит, так сказать, в волнение всю свою мозговую систему, летая мыслью по вселенной, поднимая из могил все прошедшее, или созидая новые, особые миры, и населяя их произведениями своего воображения. Никакое море своими волнами не сравняется, в разнообразии и быстроте представлений, с его фантазией, которой мозг беспрекословно повинуется!

Хотят доказать, что психология должна быть и не может иначе быть, как продолжением физиологии, другими словами, что вся наша умственная, нравственная, духовная деятельность находится в исключительной зависимости от первоначальных впечатлений, и их, так сказать, сумм, плодов.

Нет, физиология так соединяется с психологией, как душа с телом, мысль со словом, закон необходимости с законом свободы, или предопределение со случаем. Так соединяется артерия с веной. Но артерия не есть вена, мысль не есть слово, свобода не есть необходимость, душа не есть тело, и психология не есть физиология.

Соединение, совпадение противоположностей, крайностей или полюсов, соединение, совпадение законов необходимости с законами свободы в истории, при которых случай делается рабом судьбы, есть таинство, которое, разве можно чувствовать, чаять, а не понимать – пока на земле!

III