26 августа 1812 года – сражение Бородинское.
26 августа 1831 года – взятие Варшавы Паскевичем в заключение Польского восстания.
26 августа 1855 года пал Севастополь.
В известной зале во Франкфурте-на-Майне, Romer, по стенам, писались портреты немецких императоров, немедленно по их коронации. Они заняли два ряда по всем стенам, и оставалось в последнее время только одно место, которое занял император Франц II. Он действительно был последним императором Германии, принужденный Наполеоном I принять титул императора Австрийского.
(Прусский король должен начать новый ряд, если хочет сохранить старый обычай).
Наполеон I читал Оссиана. В это время у товарища его маршала Бернадотта родился сын, которого окрестить и просил отец генерала Бонапарте. Занятый Оссианом, тот дал имя Оскара, и этому Оскару судьба привела сделаться королем Шведским.
«Не раз были распускаемы толки», – говорит Hamburgischer Correspondent от 6 сентября о каких-то опасениях, будто бы беспрестанно тревоживших, несколько лет сряду, ум Наполеона III под влиянием воспоминания о случайно найденном им предсказании. Действительно при настоящей роковой обстановке его судеб, получают особенное значение следующие стихи из Ronces et chardons par le chevalier de Chatelain[102]
, ст.181.И так, по предсказанию Нострадамуса, Вторая империя должна была жить без трех месяцев 18 лет, и вот почему Наполеон опасался быть сверженным с престола 2 сентября 1870. Действительно, провозглашен он императором 2 декабря 1852 года, ровно год после приготовившего это событие государственного переворота, а сдался он в плен 2 сент. 1870 г., т. е. ровно через 18 лет без трех месяцев, ни одним днем более!
Рим основан Ромулом, империя началась с Августом, последний римский император – Ромул Августул.
В 1840 году, ноября 7, отобедав у Аксаковых, живших на Смоленском бульваре, в доме Требинова, пошел я пешком домой. На дворе уже очень стемнело. Лишь только повернул я в Оружейный переулок, соединяющий бульварную улицу с Плющихой, как увидел вдали перед собою женщину, бегущую ко мне на встречу с криком: «Михаил Петрович! Михаил Петрович!» Я удивился, кому знать меня в этом переулке? Она кричит: «Идите скорее, священники пришли, в гроб кладут». Между тем мы сходимся. «Извините, – сказала она, приблизившись ко мне и всмотревшись, – я ошиблась». – «Но я тоже Михаил Петрович». – «Да не наш», – отвечала она и пробежала мимо.
Я имею обыкновение, со студенчества, вести поденную записку своих занятий, разговоров, встреч и т. п. Иногда в то время записывал сам, иногда диктовал жене. Этот день, 7 ноября, записан ею, и после слов: «священники пришли, в гроб кладут», прибавлено ее же рукою: «не предзнаменование ли это?» Министр Уваров, с которым находился я в близких отношениях, лежал тогда больной в Киеве. Мы подумали, не он ли там умирает.
Но через четыре года, именно в этот день и час, 7 ноября 1844 года, сама она, писавшая, была положена во гроб.
Я совершенно забыл о бывшей встрече, и уже несколько лет после кончины, перебирая зачем-то свой журнал, нечаянно увидел предсказание, которое исполнилось роковым для меня образом.
Скажут, это был случай, но нельзя не согласиться, что это был случай примечательный: он произвел на меня впечатление, так как производил и на других, которым я рассказывал его после и показывал строки, написанные покойную женою.