Прости, я притворялся

Я снова погрузился в работу. Наконец получилось сосредоточиться, и, наверное, час я провел довольно продуктивно. А после мне снова написала Вика. Она прислала мне несколько фотографий, на которых была в белье. В трех разных комплектах (красном, черном и белом).

«Это я уже к отпуску закупаюсь, – подписала снимки Вика. – Хочу тебя порадовать!»

«Очень красиво, малыш!» – похвалил я.

Белье и правда было классным, а на Викиной идеальной фигуре смотрелось бесподобно.

«Тебе какой комплект больше нравится?» – чуть погодя уточнила Вика.

«Они все обалденные! Я не могу выбрать. Но уже жду того момента, когда смогу увидеть их вживую».

Она прислала мне сердечки, я тоже отправил ей какой-то слащавый стикер, после чего Вика наконец отстала.

Я занялся деловыми письмами, но быстро понял, что рабочий настрой утерян. Захлопнув ноутбук, я откинулся на спинку стула, закрыл глаза. В голове вновь всплыла Мия. Интересно, а какое белье носит она? Явно не такое, как прислала Вика: то стоит столько, сколько Пальма и за месяц не заработает. Сто процентов, под ее колхозным платьем что-то дешевое и убогое: например, трусы в горошек. Или в цветочек, с уродской оборочкой.

Воображение угодливо подсунуло мне картинку с Мией в старом советском белье.

Так, стоп! О чем я думаю вообще?

А следом вопрос номер два: какого черта мои нелепые фантазии так будоражат?

***

Пришло время для третьего урока рисования, а у меня по-прежнему не было плана по спасению брата. Неудивительно, что я заявился к Мии в дурном настроении. Она это сразу заметила, спросила:

– У вас что-то случилось?

– Нет.

– Почему тогда вы такой потухший?

Я хотел промычать что-нибудь невразумительное, но вместо этого из меня вдруг поперла какая-то фигня.

– Постойте, – сказал я, мерзко ухмыляясь. – А разве у нас сейчас сеанс психотерапии? Разве я плачу вам деньги за то, чтобы обсуждать свое настроение? Нет! Я прихожу сюда, чтобы вы учили меня гребаному рисованию, учили правильно держать карандаш и всяким другим своим штукам. Так в чем дело? Тащите сюда мольберт и краски, а разговоры по душам оставьте для подружек.

Она отшатнулась, побледнела. Ее серо-зеленые глаза странно заблестели.

Черт! Вот зачем я так с ней? Я ведь вовсе не на нее зол. Я зол на себя. Зол за то, что меня подмывает сделать все, как предлагает мать.

Это ведь так легко и просто – наплести наивной дурехе сказок, вскружить ей голову. Мой брат из того же теста, что и я, – интрижки с другим мужиком он своей «музе» не простит, а значит о его связи с Пальмой можно будет больше не беспокоиться. Раз – и все, и не надо больше ломать голову, искать обходные пути.

Вот только… подобный ход омерзителен. Жесток. Мия явно из тех девушек, что привязываются накрепко, а значит, ей будет больно после того, как я ее брошу.

Но это ведь лучше, чем связаться с братом, верно? Намного лучше. К тому же можно повернуть все так, что Мия сама меня бросит.

– Простите, – тихо сказал я Мии, беря себя в руки. – Нервы совсем ни к черту, к тому же сегодня я очень плохо спал.

Она одернула подол очередного сельского платьица, а потом смерила меня ледяным взглядом.

– Ничего. Я и правда допустила бестактность. Пойдемте в мастерскую.

Мия развернулась на пятках и спокойно пошла вперед, но по напряженной, прямой, как доска, спине было видно – обиделась.

Я закипел от злости. Вот же фифа! Я вообще-то извинился, чего она еще от меня хочет? Я что, должен теперь на колени встать, чтобы вымолить прощение?

Мне нестерпимо захотелось сказать Мии еще что-нибудь колкое, но на ум ничего не шло.

Когда мы оказались в мастерской, Мия усадила меня за стол, поставила передо мной деревянную коробочку.

– Что это? – спросил я без всякого интереса.

– Это шкатулка. – Она смотрела сквозь меня, говорила с подчеркнутым равнодушием. – Я хочу, чтобы на память о наших уроках у вас осталось что-то интересное.

– Хотите, чтобы я вспоминал вас долгими зимними вечерами? – с сарказмом спросил я.

Она проигнорировала вопрос, разложила рядом со мной какие-то фигурки.

– Вот вам трафареты для орнамента. Выбирайте любой!

Я потянулся к фигуркам и словно невзначай коснулся Мииных пальцев. Она тут же одернула руку и с подчеркнутой деловитостью распорядилась:

– Нанесите узор карандашом, и потом я покажу вам, как его раскрасить.

– От вас пахнет клубникой, – неожиданно заметил я.

Она наконец взглянула мне в глаза, усмехнулась.

– Я делала варенье.

– Наверное, вкусное получилось.

– Не сомневайтесь!

Мне почему-то захотелось перехватить ее руку и поднести к лицу. Захотелось изучить исходящий от нее аромат ягод, исследовать его границы. Пришлось напрячься, чтобы не поддаться нелепому импульсу.

Я откинулся на спинку стула и сцепил руки за головой.

– А попробовать свое чудо-варенье не дадите? – спросил я. – За дополнительную плату.

– Это варенье для моих подруг, – ответила она с едва уловимым вызовом. – Мы, когда с ними ведем разговоры по душам, всегда, знаете ли, пьем чай с вареньем.

– Понятно.

– Работайте! – сухо сказала она и отошла к окну.