PRосто быть богом: ВВП

Волейболистам нужно было всего–ничего: новая форма и финансирование поездки в Москву, на четвертьфинал турнира любительских команд. Бюджет кампании предусматривал спонсорские траты на «добрые дела кандидата», но Палыч сговорился с Русаковым и на ответные услуги. Генералов (не генерал!), главный яйцеголовый в этом Великоволжском забеге, предупреждал, что на расклейку листовок нужно набирать баскетболистов. «Листовки будем клеить высоко, чтобы без табуреток не могли сорвать», — объяснял Генералов. Волейболисты тоже не лилипуты, рассудил Палыч и скрепил договор с Русаковым крепким мужским рукопожатием.

Рита принесла кофе, стараясь не слишком стучать каблуками. Божественный терпкий аромат наполнил кабинет. Палыч с удовольствием потянулся, покрутил головой. Хрустнули шейные позвонки. Кабинетная работа давала себя знать. Ничего, скоро карта будет готова, и тогда — в бой!

— Спасибо, Ритуль, — сказал Палыч ласково. Он оценил и деликатность секретарши, и запах обещавшего наслаждение кофе. — Много там ещё?

— Пятеро, — Рита стояла навытяжку как солдат–отличник. — Наша знаменитость, затем — бывшая директор школы–интерната, председатель общества садоводов–любителей… — начала она перечислять, но Палыч перебил:

— Давай четверых на завтра. А знаменитость — сейчас. Она хоть симпатичная?

— Фёдор Кузьмич? — Рита прыснула было, но, спохватившись, сдержалась. — Очень симпатичный. Только старенький. Даже старше вас.

Палыч чуть не поперхнулся остатками кофе. В свои пятьдесят с небольшим он считал себя мужчиной в расцвете сил. Да, собственно, таковым и был — подтянутым, сухощавым, гладко выбритым. Не то что современные мужики — отрастят в тридцатник пузо до колен, в армию бы их лет на дцать!

Знаменитость оказалась невысоким крепким дедом повышенной шерстистости в нижней части головы. Веерообразная пегая борода росла у него сразу от широкого крыластого носа, сливаясь с усами. Где–то в глубине этого буйства угадывался рот. Симпатичные пучки волос росли из ушей прямо перпендикулярно голове, отчего Фёдор Кузьмич казался не то игрушкой, не то пришельцем. Абсолютная, идеальная лысина, открывшаяся под снятой в приветствии кепкой, несколько уравновешивала это буйство природы.

— Мысливчик, Фёдор Кузьмич Мысливчик, изобретатель, здравствуйте, — неспешно проговорил дед, плотно устраиваясь напротив Палыча.

— Александр Павлович, начальник штаба, — Палыч с интересом осматривал колоритного посетителя. Про себя он уже решил, что этот фантастический персонаж вряд ли удастся использовать в сугубо практических целях кампании.

— Меня вы знаете, конечно. В поддержке не откажете наверняка, — голубые, как незабудки, глаза пришельца не ведали сомнений и немного слезились.

Палыч пришельца не знал и с поддержкой не спешил.

— Я из Москвы, — уточнил он.

— Из Москвы хорошо это, — дед устроился поудобнее, достал большой носовой платок и аккуратно приложил его сначала к первому, затем к левому глазу. — Тогда сначала начну. Тот самый человек я, который метро строит. К моменту настоящему третья станция к открытию готова. Финансовая поддержка нужна, и город прославлен будет наш.

— Постойте, Фёдор Кузьмич, вы хотите сказать, что в вашем городе строится метро? Впервые об этом слышу. Зачем Великоволжску метро?

— А метро зачем Москве? — резонно спросил Мысливчик и сам же ответил. — Ездить чтобы. Метро один строю я, маленькая пенсия только, не хватает, — дед развёл руками и вздохнул. — Пять лет назад тому проект задумал я… — так начал он свой рассказ.

На самом деле Фёдор Кузьмич лукавил. Начал он в одиночку строить метро не пять, а семь лет назад. Тому была самая насущная необходимость. Любимая женщина Мысливчика жила вроде бы неподалёку от него, на соседней окраине, а вот ездить к ней приходилось через центр города, автобусами с двумя пересадками. Именно ради Любаши он и надумал проложить подземку, благо, опыт был — в молодости дед Мысливчик успел поработать проходчиком в метрострое.

Мысливчик пробил туннель лишь на 85 метров, когда из тюрьмы вернулся Любашин сын. Ухажёру матери этот сын дал от ворот поворот, а точнее — расквасил нос и сломал ключицу. Только ради любимой Фёдор Кузьмич не стал «снимать» побои в медчасти с составлением протокола. И тем не менее любовь их не выдержала испытаний и увяла как цветы на морозе через месяц после появления «сыночки». Та, первая, ветка осталась заброшенной, но мечта о метро оказалась живучей любви.