Читаем Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса полностью

Это возвращает нас к субъективности всех оценок риска, которую только усугубляют эвристика доступности, приоритет негативного и желание заработать авторитет на разоблачении болезней общества (глава 4)[855]. Тех, кто сеет страх с помощью мрачных пророчеств, считают серьезными и ответственными, а тех, кто высказывается осторожнее, – благодушными и наивными. Последней умирает вовсе не надежда, а отчаяние. Как минимум со времен древнееврейских пророков и Откровения Иоанна Богослова прорицатели предупреждали современников о надвигающемся конце света. Прогнозы апокалипсиса – конек спиритов, медиумов, мистиков, телепроповедников, радикальных сект, основателей разнообразных религий и субъектов, шляющихся по улицам с плакатом «Покайся!»

[856]. Сюжет, кульминация которого представляет собой жестокую расплату за технологическую гордыню, – архетип западной культуры. Вспомните огонь Прометея, ящик Пандоры, полет Икара, сделку Фауста, ученика чародея, монстра Франкенштейна и более 250 голливудских фильмов о конце света[857]
. Историк науки Эрик Зенси заметил: «Апокалиптическое мышление притягательно. Когда ты живешь в последние дни, твои действия, да и сама твоя жизнь приобретают историческое значение и немалую долю пафоса»[858].

Ученые и инженеры тоже не застрахованы от таких ошибок. Помните «проблему 2000 года»?[859] В 1990-е, в ожидании нового тысячелетия, специалисты по информатике принялись предупреждать мир о грядущей катастрофе. На заре компьютерной эры, когда информация обходилась дорого, программисты часто экономили пару байтов, обозначая год двумя его последними цифрами. Они были уверены, что к 2000-му, когда подразумеваемые цифры «19» перестанут соответствовать действительности, написанные ими программы уже давно устареют. Но сложное программное обеспечение обновляется очень медленно, так что к часу икс многие старые программы по-прежнему работали в микрочипах и на серверах организаций. Специалисты опасались, что в полночь 1 января 2000 года такие программы посчитают, что наступил 1900 год, и выдадут ошибку или уйдут в бесконечный цикл (предположительно, попытавшись разделить какие-то цифры на разницу между «текущим годом» и 1900-м, а именно на ноль, хотя, зачем они должны это делать, не пояснялось). В этот момент банковские счета обнулятся, лифты остановятся между этажами, инкубаторы в родильных домах отключатся, насосные станции застопорятся, самолеты попадают с неба, ядерные реакторы расплавятся, а межконтинентальные баллистические ракеты вылетят из пусковых шахт.

И все это были сухие оценки квалифицированных экспертов (таких, как президент Клинтон, который предупреждал американцев: «Я хочу подчеркнуть безотлагательный характер задачи. Это вам не летний блокбастер, где в самые страшные моменты можно закрыть глаза»). Культурные пессимисты считали проблему 2000 года заслуженным возмездием за увлечение цивилизации технологиями. Религиозные деятели не могли удержаться от соблазна связать число 2000 с давним христианским милленаризмом. Телепроповедник Джерри Фолуэлл заявил: «Я думаю, что проблема 2000 года может быть орудием Господа, которым он встряхнет страну, пристыдит страну, пробудит страну, чтобы она начала свое возрождение, которое распространится по всей Земле, предваряя Восхищение Церкви». На переписывание программного обеспечения – задачу, которую сравнивали с заменой каждой заклепки во всех мостах мира, – государства потратили сто миллиардов долларов.

Имея опыт программирования на языке ассемблер, я не очень-то верил в предлагаемый апокалиптический сценарий. Так сложилось, что в судьбоносный момент я находился в Новой Зеландии, первой на планете встретившей новое тысячелетие. Разумеется, в полночь 1 января ничего не случилось (в чем я немедленно заверил оставшуюся дома семью посредством исправно функционирующего телефона). Пропагандисты проблемы 2000 года, подобно продавцам приспособлений для отпугивания слонов, приписали всю заслугу предотвращения катастрофы себе, но ряд стран и множество предприятий малого бизнеса положились на судьбу и ничего не делали, а сложностей у них тоже не возникло. Хотя какое-то программное обеспечение и потребовало обновления (мой ноутбук наутро показывал дату «1 января 19100 года»), выяснилось, что лишь ничтожная доля программ, особенно из тех, что встроены в оборудование, одновременно и содержала эту ошибку, и производила сложные расчеты с текущей датой. Угроза оказалась едва ли серьезнее пророчеств на плакате уличного проповедника. История «Великой паники 2000 года» не означает, конечно, что любое предупреждение о грядущей катастрофе – ложная тревога, но она напоминает нам, до какой степени мы все подвержены техно-апокалиптическим наваждениям.

~

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

История / Обществознание, социология / Политика / Образование и наука
Психология масс
Психология масс

Впервые в отечественной литературе за последние сто лет издается новая книга о психологии масс. Три части книги — «Массы», «Массовые настроения» и «Массовые психологические явления» — представляют собой систематическое изложение целостной и последовательной авторской концепции массовой психологии. От общих понятий до конкретных феноменов психологии религии, моды, слухов, массовой коммуникации, рекламы, политики и массовых движений, автор прослеживает действие единых механизмов массовой психологии. Книга написана на основе анализа мировой литературы по данной тематике, а также авторского опыта исследовательской, преподавательской и практической работы. Для студентов, стажеров, аспирантов и преподавателей психологических, исторических и политологических специальностей вузов, для специалистов-практиков в сфере политики, массовых коммуникаций, рекламы, моды, PR и проведения избирательных кампаний.

Гюстав Лебон , Дмитрий Вадимович Ольшанский , Зигмунд Фрейд , Юрий Лейс

Обществознание, социология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Knowledge And Decisions
Knowledge And Decisions

With a new preface by the author, this reissue of Thomas Sowell's classic study of decision making updates his seminal work in the context of The Vision of the Anointed. Sowell, one of America's most celebrated public intellectuals, describes in concrete detail how knowledge is shared and disseminated throughout modern society. He warns that society suffers from an ever-widening gap between firsthand knowledge and decision making — a gap that threatens not only our economic and political efficiency, but our very freedom because actual knowledge gets replaced by assumptions based on an abstract and elitist social vision of what ought to be.Knowledge and Decisions, a winner of the 1980 Law and Economics Center Prize, was heralded as a "landmark work" and selected for this prize "because of its cogent contribution to our understanding of the differences between the market process and the process of government." In announcing the award, the center acclaimed Sowell, whose "contribution to our understanding of the process of regulation alone would make the book important, but in reemphasizing the diversity and efficiency that the market makes possible, [his] work goes deeper and becomes even more significant.""In a wholly original manner [Sowell] succeeds in translating abstract and theoretical argument into a highly concrete and realistic discussion of the central problems of contemporary economic policy."— F. A. Hayek"This is a brilliant book. Sowell illuminates how every society operates. In the process he also shows how the performance of our own society can be improved."— Milton FreidmanThomas Sowell is a senior fellow at Stanford University's Hoover Institution. He writes a biweekly column in Forbes magazine and a nationally syndicated newspaper column.

Thomas Sowell

Экономика / Научная литература / Обществознание, социология / Политика / Философия
Детство и общество
Детство и общество

Это книга о детстве. Человеку свойственно долгое детство, а цивилизованному человеку — еще более долгое. Самый серьезный исследователь детства Эрик Эриксон отвечает на вопросы, связанные с ролью детства в жизни каждого человека и человечества в целом.— Почему среди всех живущих на этой планете существ именно у человека самое длинное детство?— Почему у современного человека детство длится почти на 10 лет дольше, чем у людей 300 лет тому назад?— Как меняется отношение к детям и детству на протяжении человеческой истории?— Как воспитывали и обучали детей в разных странах и в разные эпохи?Всем очевидно, что детство оставляет свой отпечаток на всю последующую жизнь. Как это складывалось и почему сложилось так, как есть, вы узнаете, прочитав эту книгу.Она будет интересна психологам, педагогам, философам, социологам, культурологам, историкам.

Эрик Эриксон

Обществознание, социология / Психология и психотерапия