Тем не менее американские военные уже предупреждали о «цифровом Пёрл-Харборе» и «киберармагеддоне»: мол, иностранные государства или продвинутые террористические организации взломают американские сайты, чтобы вызвать авиакатастрофы, открыть заслонки плотин, взорвать АЭС, отключить электросети и обрушить финансовую систему. Большинство экспертов по кибербезопасности считают, что эти угрозы раздуваются с целью выбить больше денег, полномочий, а также ограничений на свободу и конфиденциальность в интернете[899]
. В реальности же пока ни один человек от кибератаки не пострадал. По большей части все они были мелкими неприятностями вроде «доксинга», то есть публикации конфиденциальных документов или электронных писем (по типу возможного русского вмешательства в американские выборы 2016 года), или распределенных DoS-атак, где бот-сеть (совокупность взломанных компьютеров) нарушает работу сайта с помощью бесчисленных запросов. Шнайер поясняет:Если подбирать пример из реального мира, это похоже на армию, которая вторглась в страну, а затем выстроилась в длинную очередь к тому окошку, где автолюбители могут продлить права. Если война в XXI веке выглядит именно так, бояться нам нечего[900]
.Но тех, кто твердит о техноапокалипсисе, низкими вероятностями не успокоишь. Все, что нужно, говорят они, так это чтобы удача улыбнулась единственному хакеру, террористу или государству-изгою, – и игра окончена. Вот почему перед словом «угроза» тут стоит «экзистенциальная», обеспечивая этому прилагательному популярность, какой оно не пользовалось со времен Сартра и Камю. В 2001 году председатель Комитета начальников штабов США предупреждал, что «самая значительная экзистенциальная угроза сегодня – кибератаки» (побудив политолога Джона Мюллера саркастически заметить: «В отличие, видимо, от незначительных экзистенциальных угроз»).
Этот экзистенциализм – следствие бездумного дрейфа от неприятности к бедствию, трагедии, катастрофе и гибели. Предположим, биологический теракт совершен – погиб миллион человек. Предположим, хакеру удалось обрушить интернет. И что, страна действительно перестанет существовать? Ее
Выжившие бросились искать и спасать раненых. Люди помогали друг другу чем могли и без паники уходили из охваченных пламенем районов. Уже на следующий день, независимо от усилий властей и уцелевших военных подразделений, группы горожан частично восстановили электроснабжение ряда районов, начала работать сталелитейная компания, 20 % сотрудников которой явились в офис, служащие двенадцати банков Хиросимы собрались в одном из отделений в деловом центре города и начали проводить платежи, а трамвайные пути были полностью расчищены. Движение по ним началось еще через день[902]
.Число жертв Второй мировой войны было таким чудовищным не в последнюю очередь потому, что военные стратеги с обеих сторон намеревались бомбить гражданские объекты до полного разрушения местных сообществ, чего им так и не удалось добиться[903]
. И нет, такая сопротивляемость не была рудиментом тех времен, когда социальные связи были теснее. Космополитичные сообщества XXI века тоже умеют справляться с бедствиями, что подтверждается организованной эвакуацией Нижнего Манхэттена 11 сентября 2001 года и отсутствием паники в Эстонии в 2007 году, когда страна подверглась сокрушительной DoS-атаке[904].