Противостояние.Том I

Где-то после полуночи он уснул, а сегодня утром начал возиться с ножкой койки. И теперь, глядя на свои окровавленные пальцы, он с ужасом думал про лапки того давным-давно умершего кролика, которому он совсем не хотел причинить никакого зла.

К часу дня 29 июня ему удалось вытащить ножку кровати. В конце концов болт вывернулся с идиотской легкостью, ножка покатилась по полу его камеры, а он сидел, тупо уставившись на нее, и раздумывал, за каким чертом она ему вообще понадобилась. Она была около трех футов длиной.

Он подтащил ее к двери камеры и начал яростно молотить ею по стальным прутьям решетки.

— Эй! — заорал он, когда стих низкий, похожий на гонг звон решетки. — Эй, я хочу выйти! Хочу убраться отсюда к е…не матери, понятно? Эй, черт бы вас побрал, эй!

Он умолк и прислушался к затихающему эхо. На мгновение наступила полная тишина, а потом с другого конца коридора донесся восторженный хриплый ответ:

— Мама! Сюда, мама! Я здесь!

— Гооосподиии! — закричал Ллойд и швырнул ножку от койки в угол. Он мучился столько часов, содрал себе пальцы, и все только затем, чтобы разбудить этого осла.

Он уселся на койку, приподнял матрас и вытащил оттуда кусок черствою хлеба. Поколебавшись, он добавил к нему пригоршню фиников, говоря себе, что должен сберечь их, но тем не менее вытряхивая их себе на ладонь. Он съел их все, один за другим, оставив хлеб напоследок, чтобы избавиться от гнилого фруктового привкуса во рту.

Покончив с этим жалким подобием пищи, он рассеянно подошел к правой стороне своей камеры, поглядел вниз, и издал вопль отвращения. Туловище Траска лежало на койке, а ноги свешивались на пол. Штаны слегка задрались, обнажив щиколотки над тюремными тапочками. Большая лоснящаяся крыса закусывала ногой Траска. Ее отвратительный розоватый хвост аккуратно обвивался вокруг серого туловища.

Ллойд побрел в противоположный угол своей камеры и подобрал ножку от койки. Потом он вернулся назад и постоял секунду, опасаясь, не заметит ли его крыса и не решит ли отправиться туда, где общество не такое оживленное. Но крыса сидела к нему спиной и, насколько Ллойд мог судить, даже не подозревала о его существовании. Ллойд прикинул на глаз расстояние и решил, что ножка прекрасно дотянется.

— Ух! — рыкнул Ллойд и замахнулся ножкой. Ножка придавила крысу к ноге Траска, и тот с глухим стуком упал со своей койки. Крыса лежала на боку, оглушенная, и едва дышала. Капельки крови появились на ее усиках. Ее задние лапки шевелились, словно маленький крысиный мозг велел им убегать, но сигналы, идущие по позвоночнику, все перепутались. Ллойд нанес ей еще один смертельный удар.

— Вот тебе, гнусная тварь, — произнес он и, положив ножку на пол, побрел к своей койке. Ему было жарко, он испытывал страх и чувствовал, что вот-вот расплачется. Он обернулся через плечо и крикнул:

— Ну каково тебе в крысином аду, ты, трупоед вонючий?

— Мама! — радостно вскричал в ответ знакомый голос. — Мамааа!

— Заткнись! — заорал Ллойд. —

Я не твоя мама! Твоя мама дрючится сейчас в бардаке в Сраной Жопе, штат Индиана!

— Мама? — произнес голос с некоторым сомнением, а потом умолк.

Ллойд начал всхлипывать. Он плакал и как мальчишка тер глаза кулаками. Ему хотелось съесть сандвич со стейком, хотелось поговорить со своим адвокатом, хотелось выбраться отсюда.

Наконец он улегся на койку, прикрыл одной рукой глаза и принялся мастурбировать. Способ уснуть — ничуть не хуже любого другого.

Когда он проснулся, было пять часов вечера, и в коридоре царила мертвая тишина. Словно в тумане Ллойд слез с койки, которая теперь накренилась как пьяная на тот бок, откуда была выдернута одна опора. Он подобрал валявшуюся на полу ножку, приготовился к крикам «Мамааа!»

и начал колотить по решетке, как повар в поле, созывающий поденщиков на большой сельский ужин. Ужин. Могло ли быть слово прекраснее этого? Поджаренная ветчина, картошка с красноватой подливкой, свежие груши, молоко с плавающим в нем шоколадным сиропом «Херши». И огромное старое блюдо с клубничным мороженым на десерт. Нет, никакое слово не могло сравниться со словом «ужин».

— Эй, есть здесь кто-нибудь? — срывающимся голосом крикнул Ллойд.

Никакого ответа. Нет даже крика: — «Мамааа!» Сейчас он, пожалуй, обрадовался бы ему. Даже общество психа все-таки лучше, чем компания одних мертвецов.

Ллойд со звоном уронил ножку кровати, вернулся к койке, перевернул матрас и провел ревизию своих-запасов. Оставалось еще два куска хлеба, две пригоршни фиников, полупротухшая свиная отбивная и кусочек болонской копченой колбасы. Он разломал колбасу надвое и съел большую часть, но это только раздразнило его аппетит.

— Больше нельзя, — прошептал он, а потом обглодал остаток свинины с косточки, обзывая себя разными словами и плача. Он умрет здесь, как умер кролик в своей клетке, как умер Траск в своей камере.

Траск.