Протокол. Чистосердечное признание гражданки Р.

Но таких здоровенных такс в Берлине всё же не очень много. Я подружилась с маленькими таксами Зямой и Вирголой, но моей главной подружкой стала берлинская такса Зинка — женщина нелёгкой судьбы.

Сколько ей лет и какую она прожила жизнь до встречи со своей хозяйкой Любой Камыриной, никому не известно. Она была обменена в подмосковной электричке на бутылку водки: кому-то стало жалко собачку, грязную и тощую, которая сопровождала компанию недобрых алкашей, и они легко согласились её отдать.

К Любе она попала на передержку, на несколько дней. Кусалась и быковала. Но разверзлись небеса, оттуда выглянул весёлый Купидон для животных, прицелился и пустил стрелу в Зинкино сердце. И в Любу попал.

В Москве Люба работала на телевидении, получала награды, снимала фильмы, а после 2014 года и большого разлома, когда друзья и родственники переставали общаться друг с другом по украинскому, например, вопросу, плюнула на всё, взяла Зину и уехала в Берлин.

И теперь у меня есть лучшее лекарство от депрессий: надо прийти в квартиру на Бисмаркштрассе, за окнами которой маленький садик с единственной странной яблоней и малюсенькими, но ярко-красными яблоками, лечь на диван и сказать голосом умирающего лебедя: «Зиииинаааа…» И тебя накрывает волна любви, собачьего тепла и влажных поцелуев.

Наблюдение за таксами сподвигло меня к философским мыслям вселенско-практического масштаба. Не так ли и люди устроены? Зачем маленькая собачка пытается трахнуть вашу ногу? Причем гендер собачки значения не имеет. А затем, что она пытается установить с вами отношения. Доминировать. Как в тюрьме: я трахнул твою ногу, я сильнее.

Алё, гараж, это только моя нога, я просто позволяю себе веселиться, глядя на смешного тебя. Сейчас я её подниму и цыкну на тебя, и твой позор останется с тобой.

Кстати, я сейчас совсем не про собачек. Мне кажется, что иногда некоторые люди пытаются доминировать над нами, трахая принадлежащие нам объекты. Ладно, не будем возвращаться к предыдущей главе, но вот здесь моё мнение о происшествии дано более выпукло.

Вернёмся к друзьям человека.

Одним из моих первых немецких слов стало слово «енот» — Waschbär. Потому что он у меня завёлся. Стояло первое аномально жаркое лето в Берлине (а других я пока не застала), и многие животные (и уж точно многие люди) маленько рехнулись. И однажды на балконе своей первой квартиры в Вильмерсдорфе — между прочим, на восьмом этаже — я обнаружила енота, который, как мне поначалу показалось, интересовался моими высаженными цветочками. Я умилилась, а енот взмахнул своим довольно облезлым хвостом и нырнул куда-то вниз, на этаж ниже. Но зря я умилялась. Енот ко мне повадился, и цветочки его вовсе не интересовали.

Следующим жарким летним утром я распахнула балконную дверь и обомлела. Сначала мне показалось, что выпал снег и меня замело сугробами. Но нет. На моем балконе стояли два кресла — енот вспорол обивку, вытащил весь поролон и перетёр его в мелкую крошку. Ну да — полоскун. Это, конечно, было уже хулиганство, к тому же кресла не мои, хозяйские.

Чертыхаясь, я кое-как запихнула перетёртый поролон обратно в кресла, зашила внушительные прорези, подумав о когтях и легкомысленно понадеялась, что енот больше не придёт.

Но он приходил с тех пор каждую ночь, и всё повторялось. Я поговорила с хаусмастером, он закатил глаза, послал проклятья в адрес енота, и показал на объеденные розы — а ведь они была его гордостью, лучшие розы на районе. Сделать с енотом ничего нельзя — ведь он природа. Терпи и любуйся. Терпи и любуйся осами, даже если они свили гнездо у тебя на голове: убийство осы в Берлине карается штрафом в 5 тысяч евро. Правда, я никогда не встречала ни одного оштрафованного, но все предупреждают.

Ну и кролики. Вокруг моего дома в Вильмерсдорфе жило целое стадо крупных коричневых кроликов, надо сказать, страшно симпатичных. Меня всегда поражает, как это терпят берлинские собаки. Я столько раз наблюдала, как собака выходит на прогулку и тщательно отворачивается от лужайки, где резвятся ушастые, которые отвечают собаке взаимностью. При этом в Берлине полно лис. Через два года я переехала в другой район Берлина, в мой любимейший Кройцберг, и там я кроликов не встречала, зато вокруг полно лис, которые гуляют по улицам как хотят. И лебеди, конечно. Здесь у меня очень много лебедей.

Надо было, конечно, перевозить в Берлин тюремную кошку Чуйку, которая выросла и стала царицей. Чуйка при этом всей своей сущностью подтверждала мою теорию о магии имен.