Протокол. Чистосердечное признание гражданки Р.

Я был знаком с берлинским палачом,Владевшим топором и гильотиной.Он был высокий, добродушный, длинный,Любил детей, но выглядел сычом.Я знал врача, он был архиерей;Я боксом занимался с езуитом,Жил с моряком, не видевшим морей,

А с физиком едва не стал спиритом.Была в меня когда-то влюбленаКрасавица — лишь на обёртке мылаЖивут такие девушки, — онаЛюбовника в кровати задушила.Но как-то в дни молчанья моегоНад озером угрюмым и скалистымЯ повстречал чекиста. Про него

Мне нечего сказать — он был чекистом.

Это лагерная поэзия, Юрий Домбровский, «Чекист».

Российские тюрьмы со времён ГУЛАГа были и остаются под контролем чекистов. Понятно, зачем им это надо, во всяком случае сейчас: они вербуют, в тюрьмах это легко, они продолжают раскручивать дела и ожидать «дозревших» показаний.

Не вижу в этом ничего плохого, все спецслужбы мира одинаковы, если бы не одно существенное «но»: собственно, это всё. Это примерно вся осмысленная деятельность, которая происходит в местах лишения свободы в России.

Ни о каком исправлении речи не идёт.

Тюрьма — это просто очень дорогой способ сделать плохого человека ещё хуже. Тюрьма никого никогда не исправила. Исправляет общество. Я много бывала в тюрьмах, езжу всё время и сейчас. Мне очень интересен процесс исправления. Это трудно, никто ещё не добыл этого философского камня. Важное отличие русской тюрьмы от многих других тюрем мира в том, что в России никто не пытается не то что работать над этим — даже думать про это. Тюрьма в России призвана пугать. Чтобы нам всем на свободе было страшно оказаться в тюрьме. Что ж, с этим она справляется.

Давайте я вам расскажу о других тюрьмах. Моими первыми иностранными тюрьмами были тюрьмы Дании. Мои датские друзья, Таня и Бент Йенсены, устроили «Руси Сидящей» славную и очень плотную поездку. У нас такая организация, в которой часто сложно бывает понять, кто есть кто — кто сидел, а кто защищал или даже кто обвинял, а потом перешёл на сторону света, — все примерно одинаково подкованы в тюремном деле, вот такой смешанной компанией и поехали.

Таня и Бент говорят:

— Слушайте, у нас тут в округе (а они жили довольно далеко от Копенгагена, вообще на другом острове, Фюне) двадцать лет работал прекрасный доктор. Прямо лучший доктор в мире, мы в нём души не чаяли. Частная практика тут у него была. И вот он двадцать лет каждый год подавал заявку на соискание должности тюремного доктора. И представьте — в прошлом году получил. Нет, мы все за него, конечно, очень рады и гордимся им. Но у нас теперь нет такого прекрасного доктора, эх. Хотите, мы вас познакомим?

Ээээ. В смысле хотим, конечно. Только нам сразу непонятно, зачем доктору с отличной частной практикой переходить работать в тюрьму. Что это за работа мечты (хотя вот я его понимаю, я бы очень хотела работать в тюрьме — но я ж немного того всё-таки).

— Конечно, тюрьма в Дании — это для многих работа мечты. Вы увидите. А что такое частная врачебная практика? Да любой доктор может иметь частную врачебную практику! Её можно продать, например, и кто-то купит. А вот тюремный доктор — это другое дело. Это служение обществу. Общество тебе доверило ему служить, а общество не каждому так доверяет. Это совсем другой статус, почёт и уважение.

Вон оно как. Надо же.

И вот в один прекрасный день к нам пришёл тот самый тюремный доктор. Важный такой, весь в благородной седине и в хорошем костюме. Сели с ним чинно разговаривать. И быстро поняли, что мы не понимаем друг друга ни на каком языке. Ни по-английски (а он в Дании у всех свободный), ни по-датски — при помощи Тани и Бента. Потому что он не понимает смысла наших вопросов, а мы не понимаем именно что смысла его ответов.

Но потихоньку приноровились. Света Бахмина была с нами — помните дело Светланы Бахминой? Молодая женщина, мать двоих маленьких детей, была по беспределу обвинена по делу ЮКОСа, на зону к ней всё время ездил муж, она забеременела и родила третьего ребёнка, девочку Аню, в тюрьме. Навидалась и натерпелась там всякого. А как вышла, начала заниматься помощью осуждённым женщинам — и детям, которые по факту своего рождения в тюрьме тоже там сидят.

И вот Света спрашивает доктора:

— А беременных у вас сажают?

— Да, к сожалению, так бывает, что сажают.

— А детей потом куда?

Непонятен вопрос. Долго пытаемся перевести.

— А. Дети. Конечно, дети остаются с матерью.

— А потом куда, как они подрастают? В детский дом?

Непонятен вопрос. Долго переводим.