себя как угодно, ни один порядочный человек не будет вам мешать. Но ручаюсь вам, что долго это продолжаться не будет. — С этими словами он громко
хлопнул дверью.
290
ф. кафка
12. Помощники
Как только все ушли, К. сказал помощникам:
— Вон отсюда!
Ошеломленные этим неожиданным приказом, они послушались, но, когда К. запер за ними дверь, они стали рваться назад, взвизгивать и стучать
в дверь.
— Вы уволены! — крикнул К. — Больше я вас к себе на службу не возьму.
Но они никак не унимались и барабанили в двери руками и ногами.
— Пусти нас, господин! — кричали они, как будто К. — обетованный берег, а их захлестывают волны. Но К. был безжалостен, он с нетерпением ждал, пока невыносимый шум заставит учителя вмешаться. Так оно и случилось:
— Впустите своих проклятых помощников! — закричал учитель.
— Я их уволил! — крикнул в ответ К.; ему хотелось, кроме всего проче-го, показать учителю, как оно бывает, когда у человека хватает сил не только
объявить об увольнении, но и настоять на своем. Учитель попытался добром
успокоить помощников — пусть подождут спокойно, в конце концов К. обязан будет впустить их. Потом он ушел. И может быть, все обошлось бы, если
бы К. не стал снова кричать им, что он их окончательно уволил и пусть они
ни минуты не надеются вернуться к нему на службу. Тут они опять подняли
страшный шум. И опять пришел учитель, но теперь он их уговаривать не стал, а просто выгнал из дому, очевидно, с помощью своей страшной трости.
Вскоре они появились под окном гимнастического класса, стуча по
стеклам и вопя, хотя ни слова нельзя было разобрать. Но и там они пробыли недолго — стоять на месте они от волнения не могли, да и трудно было
прыгать в глубоком снегу. Поэтому они побежали к ограде школьного двора, вскочили на каменный фундамент, откуда они могли, пусть издалека, видеть
всю комнату. Они забегали вдоль ограды, держась за прутья, и остановились, умоляюще протягивая руки к К. Долго они так стояли, не замечая, что все их
старания бесполезны; они словно ослепли и, должно быть, даже не заметили, как К. опустил занавеску, чтобы их не видеть.
В затемненной комнате К. подошел к параллельным брусьям и взглянул
на Фриду. Увидев его, она встала, поправила прическу, вытерла глаза и молча
взялась варить кофе. Хотя она все слыхала, К. счел нужным сообщить ей, что
он уволил помощников. Она только кивнула. К. сел за парту и стал следить за
ее усталыми движениями. Только свежесть и непринужденность в обращении
292
ф. кафка
красили это тщедушное тельце, теперь вся его прелесть исчезла. За несколько
дней, прожитых с К., с ней произошла такая перемена. Работа в буфете гостиницы была, конечно, нелегкой, но подходила ей больше. А может быть, раз-лука с Кламмом была истинной причиной такого спада? Близость к Кламму
придавала ей безумное очарование, и К., поддавшись этому соблазну, привлек
ее к себе, а теперь она увядала у него на руках.
— Фрида! — позвал К., и она тотчас же оставила кофейную мельницу
и села рядом с ним за парту.
— Ты на меня сердишься? — спросила она.
— Нет, — сказал К. — Наверно, ты иначе не можешь. Ты была довольна
жизнью в гостинице. Надо было тебя там и оставить.
— Да, — грустно сказала Фрида, — надо было оставить меня там. Я не-достойна жить с тобой. Будь ты свободен от меня, ты бы, наверно, мог достигнуть всего, чего ты хочешь. Из-за меня ты подчинился этому тирану — учителю, взял такую жалкую должность и стараешься изо всех сил добиться свидания с Кламмом. Все из-за меня, а чем я тебе за это отплатила?
— Нет, — сказал К. и обнял ее словно в утешение. — Все это мелочи, меня
они не задевают, и Кламма я хочу видеть вовсе не из-за тебя. А сколько ты для
меня сделала! Пока я тебя не знал, я тут блуждал как в потемках. Никто меня
не принимал, а кому я навязывался, тот сразу меня отваживал. Если же я у ко-го-то мог найти приют, так то были люди, от которых я сам бежал, вроде семейства Варнавы.
— Ты от них бежал? Это правда? Милый ты мой! — живо перебила его
Фрида, но, когда К. нерешительно сказал: «Да», она снова устало поникла.
Однако и у К. больше не хватило решимости объяснять, в чем именно связь
с Фридой все изменила для него в лучшую сторону.
Он медленно высвободил руку и некоторое время просидел молча, и тут
Фрида заговорила так, как будто его рука давала ей тепло, без которого ей сейчас было бы невмоготу:
— Мне такую жизнь и не вынести. Если хочешь со мной остаться, нам надо
эмигрировать куда-нибудь, в Южную Францию, в Испанию.