Проза жизни

Одна из любимых поговорок Ивашнева была «проза жизни», он повторял эти два слова так часто, по поводу и без повода, что у окружающих его людей создавалось впечатление, будто он прожженный скептик, который одинаково насмешливо относится и к тем ревизуемым, что попали в сложное положение, и к людям, переживающим семейную трагедию, и к снятым в ходе перестройки крупным руководителям — казалось, все на свете для него проза жизни, почти что мелочи жизни, се ля ви. В зависимости от ситуации, «проза жизни» могла иметь самые разные оттенки значения — извиняющие, понимающие, сочувственные, пренебрежительные, уничтожительные. Мол, люди есть люди, деньги только испортили их, а значит, испортили все без исключения свойственные людям отношения, от служебных до родительских, от любовных до производственных. И чем чаще повторял Иван свои крылатые слова, тем сильнее казалось, что имеет он в виду уже не «мелочи жизни», не простую полунасмешливую идиому, а некую величественную и непознаваемую истину самой жизни, во всем ее неохватном масштабе.

— Можно вывести еще одно правило, — сказал, соглашаясь, Павел. — Воруют больше всего сразу после ревизии, понимая, что вторая проверка не придет через неделю или месяц после предыдущей.

— Как просто и как верно! — оценил Иван. — А Кошкин-Мышкин уже звонил. И, наверное, залег под дверью твоего номера.

— Вань, а ты никогда не задумывался, почему люди деньги воруют? И не только деньги — колбасу, запчасти, бензин, лампочки и даже туалетную бумагу.

— Так сразу не ответишь, слишком много составных…

— А ты подумай, кандидат экономических наук. Ведь уже столько ревизий было… А без понимания корней грош цена нашей с тобой работе. Ну, посмотрим, брат, с какой скоростью распространяется здесь информация, — перевел разговор Стольников. — И какой будет ответная реакция Михайленко.

— Это так легко прогнозируется, — усмехнулся Ивашнев.

Последние три дня они редко виделись с начфо — здоровались с ним по утрам, начиная рабочий день, да мельком встречались в коридорах управления. При беглых встречах Виктор Михайлович ничем особенно не интересовался и был почему-то более внимателен к Стольникову, чем к Ивашневу, — расспрашивал о здоровье, семье, впечатлениях о городе. На мясистом лице его отражалось выжидание. Теперь, когда капитан Радов вооружил Павла неопровержимыми документами, и оставалось делом техники довести историю с круизом до сокрушающего удара по начфо, и когда анкетирование из модного приема превратилось в мощное подспорье и дало весомые факты, а обращение парторганизации в прокуратуру обещало дать еще более весомые, Павла особенно интересовало, какой же будет ответная реакция Михайленко? Но пари с Ивашневым заключать уже не хотелось… В предвкушении близкой встречи с начфо «у барьера» Иван попросил Павла задержаться. На полированной поверхности его стола не было ни одной бумаги. Друзья молча курили, размышляли.

Вскоре раздался телефонный звонок, и Ваня оживленно заговорил с Жильцовым — оперативники приглашали членов комиссии сыграть вечером в волейбол. В студенческие годы, да и позднее, оба не чурались спорта. Они дали Жильцову свое согласие. К окончанию этого разговора в кабинет вошел начфо.

— Все трудитесь? Все роете? Ройте, ройте… экскаваторы вы роторные! — пошутил он и первым засмеялся. — Вань Герасимович, зачем девушек обижаешь?

— А что, сигналы поступают? — с обворожительной улыбкой спросил Иван.

— Да культурную программу начисто срезал…

— Пусть повышают качество и производительность своего труда. И лучше используют резервы. Резервов слишком много, Витя.

— Ну, глядите, вам виднее, как организовать их работу. А сами не отказывайтесь.

— А себе не отказывайте ни в чем! — засмеялся Ивашнев. — Как в том анекдоте: жена дает мужу рубль и просит не отказывать себе ни в чем!

— Что ж ты, Паша, в сауну-то?.. Такая суббота пропадает! — но в голосе Михайленко уже не было того бравого оптимизма, с каким он чистил рыбу в номере, хохотал и таскал пиво из ящика. Хотя не было и никаких признаков беспокойства. — Ну, братцы, бросайте свои сигареты, щеки от них только втягиваются. Поедем-ка посидим, есть тут одно малоизвестное местечко. Тишина! Сервис! Музыка! Как у тещи посидим.

— Нет, сидеть вместе не будем — только порознь! — обыграл это слово Ивашнев. — Витя, а сигналы, ты прав, поступают. На тебя, Витя.

— Наверное, о том, что я вчера зарплату получил? Точно, получил. А что, ведомость была поддельная или купюры фальшивые?

Они посмеялись этой шутке, такой неожиданной от начфо.

— Ты куда вагон бревен дел? На штакетник пустил? Дачу огородил? Признавайся, чистосердечное признание смягчает вину! — шутливо говорил Ивашнев, но зорко наблюдал за реакцией Михайленко.

— Слушай-ка, значит, и правда стучат на меня? — фальшиво обрадовался тот. — Значит, работаю! Стучат только на тех, кто работает!

— А если серьезно, Виктор Михалыч, то нам не представили документов на стройматериалы. Как прикажешь в акте писать?