Прозаические лэ

Хрольв взял кожу в руку, присмотрелся к человеку и покачал головой.

– Кожа твоя ссохлась и стала тебе мала. Мне нужно масло, чтобы ее размягчить, не то она порвется.

– Меня зовут Ремунд Мудрый, и я навечно твой слуга, – сказал человек без кожи.

– Не такой уж ты и мудрый, если вздумал свататься к женщине, не имея в виду сделать ее счастливой.

– Она стала бы счастливой, если бы не содрала с меня кожу! – сказал Ремунд.

– Если она так поступила, значит, ты ей не угодил, – сказал Хрольв.

– Неужто ты, уродливый да тупой, думаешь угодить ей?

– Эй, – сказал Хрольв и потряс кожей. – Кто из нас уродливее? Давай спросим любого, кого повстречаем на пути! И кто из нас тупой? Твоя кожа у меня, а моя – при мне.

Ремунд прикусил губу и ничего не сказал, а молча отошел и снова спрятался в кустах.

Хрольв же продолжил путь и наконец дошел до королевского чертога.

– Кто ты такой и что тебе нужно? – спросил его привратник Кнут.

– Доброго тебе дня, дедушка, – сказал Хрольв. – Зовут меня Хрольв, прозвание – Пешеход, потому что ни одна лошадь меня не выдерживает, а телега – только если ехать по скалистой почве. Я пришел попросить немного маслица.

– Для чего тебе маслице? – спросил Кнут, щурясь.

– Смазать вот эту кожу, – Хрольв показал то, что держал в руках. – По дороге сюда я повстречал человека, попавшего в бедственное положение. Мне стало жаль его, и я решил помочь. Не затруднит ли тебя принести мне немного того, о чем я прошу?

– Хорош же я буду привратник, если отлучусь по такому пустяковому делу и брошу ворота без присмотра! – сказал старый Кнут. – Если тебе так нужно маслице, то ступай на кухню и сам разговаривай с королевской стряпухой, а мне недосуг.

– Видать, злобная баба у вас стряпуха, – сказал Хрольв, посмеиваясь и прошел мимо Кнута.

На кухне в это время находилась Настасья Ивановна: она стояла, прислонившись к стене, и ела пирог. Котел остыл, огонь под ним не горел; на столе оставалась горстка муки, лежал покинутый нож, но больше ничего не было.

На Настасье Ивановне была обычная ее мужская одежда и меч у пояса; рукава схвачены кожаными запястьями, конец косы засунут за пояс.

– А! – сказал Хрольв, завидев Настасью Ивановну. – Хороший же выдался у меня день: сперва повстречал нескольких старых знакомых и перекинулся с ними словечком, потом свел дружбу с любезным старичком у ворот, а теперь вот и тебя повстречал.

Настасья Ивановна продолжала жевать и ничего не ответила.

– Позволь мне одолжить у тебя немного масла, добрая стряпуха, – продолжал Хрольв, – есть у меня в том большая нужда.

Настасья Ивановна повернула к нему голову и глянула скучно. Как ни высока была Настасья Ивановна, а Хрольв оказался выше; это ее заинтересовало, и она моргнула.

– А вот и масло, – говорил Хрольв, ловко снимая горшок с полки, задев при том локтем ухо Настасьи Ивановны. – Ух ты, сколько его тут! Правду говорят, богата Ладога.

Он разложил кожу на столе и принялся втирать в нее масло, зачерпывая горстью.

Тут Настасья Ивановна спросила:

– Что это у тебя?

– Кожа, – отвечал Хрольв. – Ссохлась вся, надо ее размягчить… Глядь, тут и муравьи поели!.. беда.

– Чья это кожа? – спросила Настасья Ивановна. – Твоя?

– Моя – при мне, добрая стряпуха, – сказал Хрольв, охорашиваясь и запачкав маслом прядь своих и без того сальных волос. – А это кожа одного человека.

– Как же вышло, что человек этот отдал тебе свою кожу? – спросила Настасья Ивановна. – Неужто по доброй воле?

– По доброй, по доброй, – сказал Хрольв. – По злой воле только здешний король, Настасья Ивановна, отбирает у людей их кожу. Для чего ей – ума не приложу. Должно быть, на себя пытается натянуть. Да только гиблое это дело, скажу я тебе, добрая стряпуха, – в чужой шкуре долго не проходишь.

– Это верно, – сказала Настасья Ивановна, забавляясь.

– Да ты только представь себе, добрая стряпуха, – продолжал Хрольв, – какое жестокое это было дело: напасть на живого человека и содрать с него кожу! Ходит, бедолага, по кустам мыкается. Люди от него шарахаются. И то правда: кому охота с таким знаться? Вид у него страхолюдный, да и воняет. А кому понравится жить внутренностями наружу? Оно и опасно, на ветку напороться можно. Вот я и решил ему помочь. Разглажу шкуру, подштопаю – помогу одеться, чтобы срамоты не разводил в окрестностях Ладоги.

Настасья Ивановна обтерла крошки с губ, взяла второй пирог, разломила пополам.

– Хочешь пирога? – спросила она у Хрольва.

– В первый раз такую добрую стряпуху встречаю, – сказал Хрольв и разинул рот как можно шире. – Клади сюда, не ошибешься.

Настасья Ивановна вложила пирог ему в рот, и Хрольв принялся жевать.

– А кто другие твои знакомцы, которых ты встретил по дороге сюда? – спросила Настасья Ивановна.

– Эрлинг храбрец, Финн, сын Торда, Бруси Подбородок, Халль и Харалад, и еще вот этот бедняга Ремунд Мудрый, – перечислил Хрольв с набитым ртом. – Прочие были мертвы, а Ремунду еще можно помочь.

– И что они сказали тебе?

– Твердят одно и то же: убила их Настасья Ивановна, король Гардарики.

– За что же убила она их?