Но несмотря на доброту сторожей, исправляющихъ зло начальниковъ, заключенные переносятъ тяжелыя мученія, особенно тогда, когда они по какому нибудь случаю выступаютъ изъ обычной колеи жизни. Такъ, наприм
ръ, когда ихъ отправляютъ въ судъ или на позда желзныхъ дорогъ.Я знаю, наприм
ръ, случай, когда въ одинъ день въ партіи, которую посылали на Нижегородскую станцію для отправки, умерло въ одинъ день два человка. Посл 6223-мсячнаго сиднья безъ воздуха въ сырыхъ стнахъ ихъ провели впродолженіи 4-хъ часовъ въ жаркій день по раскаленной мостовой, и двое умерло, остальные пришли еле живые. Тоже бываетъ зимою, когда ихъ ведутъ въ судъ. Ихъ ведутъ иногда въ 30° морозы безъ теплой одежды, держутъ въ холодныхъ сняхъ и т. п.Я никого не хочу ни обвинять, ни обличать, я хочу только сказать, что нельзя такъ поступать съ людьми, какъ поступаютъ съ такъ называемыми преступниками, лишая ихъ свободы и отд
ляя отъ всхъ людей. Вдь если бы свободный человкъ шелъ по улиц шатаясь отъ слабости, прохожіе остановили бы его, спросили бы его, лъ ли онъ, пилъ ли, дали бы ему то, что ему нужно, да онъ и самъ бы спросилъ. Но когда его ведутъ два конвойные, никто не можетъ подойти къ нему, и онъ не можетъ подойти ни къ кому. Конвойнымъ же только одно приказано: стрлять въ него или колоть его, если онъ побжитъ. Разговаривать же съ ними имъ запрещено. Тоже самое происходитъ и въ острог. Его, заключеннаго, никуда не пускаютъ и къ нему никого не пускаютъ, вс же нужды его взялись удовлетворять т, которые посадили его. Но разв они могутъ удовлетворить одной сотой его законныхъ нуждъ сырымъ хлбомъ, температурой 8° и побоями всхъ начальниковъ? Если бы начальство хотло точно удовлетворить хоть малой дол самыхъ законныхъ его нуждъ, имъ бы надо, сотнямъ тысячамъ чиновниковъ, безотлучно жить въ острог. А они заглядываютъ туда, какъ начальство, разъ въ мсяцъ. И потому заключенные всегда страшно страдаютъ.224 И одно хоть сколько нибудь смягчаетъ эти страданія, что длаетъ возможной ту ужасную жизнь, которая предписана и ведется въ тюрьмахъ, – это простая доброта самыхъ низшихъ служащихъ: смотрителей, сторожей, которые всегда съ заключенными и которые по доброт отступаютъ отъ тхъ правилъ, которые пишутъ т, которые никогда не бываютъ въ острог и воображаютъ, что можно, лишая людей свободы и не заботясь о нихъ, быть человколюбивымъ. Эти то благодтели острожныхъ одни длаютъ жизнь въ тюрьмахъ возможною, отступая отъ предписаній начальства и допуская и въ тюрьм ту свободу, безъ которой не можетъ жить человкъ, допуская общеніе заключенныхъ между собой, свою пищу, свою одежду, постель, игры, псни, табакъ, вино даже, всякія работы для себя и свтъ по ночамъ и общеніе съ вншнимъ міромъ.Такимъ благод
телемъ для Масловой оказался въ этотъ день даже конвойный чувашинъ. Онъ разршилъ ей идти тише и взялъ ей булку, которую она съла дорогой. Посл 6-мсячнаго сиднья она такъ устала отъ этаго двойного путешествія изъ замка въ судъ и изъ суда въ замокъ, что она, когда ее привели къ воротамъ, и конвойный позвонилъ, она привалилась къ стнк и вошла только тогда, когда надзиратель крикнулъ на нее:– Барышня наша замаялась. Ну, иди, иди. Развились завитки то, – прибавилъ онъ, указывая на ея мокрые отъ пота и прилипшіе ко лбу волоса.
Она посид
ла въ сняхъ, пока ходили въ контору. Прошли арестанты со двора съ лопатами. Одинъ былъ тотъ самый Костиненко, который посылалъ ей записки, въ которыхъ изъяснялся въ любви.– Ну что, оправдали?
– Проходи, проходи, не твое д
ло, – сказалъ смотритель.Маслова сид
ла, снявъ платокъ и оправляя волосы.– Н
тъ.– Что жъ, куда?
– Каторга.
– Вона! Касацію надо.
– Проходи, говорятъ.
Черезъ 5 минутъ вернулись изъ конторы, и Маслова наконецъ очутилась дома, въ своемъ коридор
, въ своей камер.225Было самое время чая. Въ коридор
, къ кубу съ горячей водой, подходили и отходили съ чайниками арестантки. Шелъ неумолкаемый, въ много голосовъ, женскій говоръ и крикъ. Въ камер всхъ подслдственныхъ было человкъ 30. Вс они сами собой раздлились на группы человка по 4, по три и такъ, этими группами, и пили чай т, у кого былъ чай. Были и такія, у которыхъ не было чая, – это т, которыхъ только что приводили. Вообще въ камер постоянно шло движенье. Одни выбывали, другія прибывали.226– Что долго такъ? – еще въ коридор
, отходя отъ куба съ мднымъ чайникомъ, окликнула входящую Маслову ея товарка, Авдотья Степановна, невысокая, полная женщина лтъ 50, всегда говорившая громко, точно она кричала.Она судилась за корчемство. Ее пос
щали ея дти и носили ей чай сахаръ и всякіе гостинцы. У нея были и деньги. Но ее уважали вс въ камер не только за ея деньги и достатокъ, но за ршительный, правдивый характеръ. Въ томъ, что она не была преступница, но достойная уваженія женщина, была убждена не только она и вс ея товарки, но и надзирательница и смотритель. Одта она была въ ситцевое старое платье, разстегнутое сзади. На сдющей голов не было платка.