Дело в том, что уж давно твой образ жизни, твой тон, твои роскошные праздные привычки, твои отношения с женой, твои знакомства, твое невоздержание в вине — всё это очень нехорошо и всё это идет хуже и хуже. Не говоря уж про этот дурацкий грамофон, занятие самого дурного вкуса, вчера твое обращение с Ольгой, как с какой-то девчонкой или рабой, в котором ты не стеснялся, при всех, было для всех мучительно. Всем было больно и неловко, но все делали из приличия и жалости к Ольге вид, что не замечают. Твоя веселость тоже такая, что она не только не заражает других, но другим делается совестно. И это я говорю не свое одно мнение, но мнение всех, кот[орых] я не называю, чтобы не вызвать в тебе к ним недоброго чувства. Твоя праздная жизнь, вино, табак — главное вино, — дурное, если и не дурное, то очень низменное духовно и умственно общество заставили2
тебя потерять ту чуткость, понимание чувств других людей, к кот[орым] ты был способен. И теперь твое присутствие в нашем кругу заставляет всех только сжиматься со страхом перед возможностью всякого рода неловкости, грубости даже с твоей стороны. Причина этого всего твоя самоуверенность, самодовольство, основанная на физической силе, подвижности, на имени и, главное, на возможности тратить деньги, кот[орых] ты не заработал и не можешь заработать. Только представь себе, что бы ты был и какую роль ты играл бы, если бы у тебя не было денег и имени, — того самого, что не твое, а случайно принадлежит тебе. Только ясно представь себе, что бы ты был без имени и денег, и ты ужаснешься. И потому, главное, что тебе нужно, это жить так, как будто у тебя этого нет, т. е. жить так, чтобы хоть сколько-нибудь быть полезным другим, а не быть всем, кроме твоих собутыльников, в тягость. Одним словом, хочу сказать тебе, что ты живешь очень, очень дурно и, для меня совершенно ясно, идешь к полной погибели, заглушая в себе все лучшие человеческие способности, из которых у тебя есть одно самое дорогое — доброе сердце, когда оно не заглушено гордостью, желанием властвовать, вином. Теперь я даже и этого не вижу, а вижу обратное в твоей ужасной жестокости к твоей прекрасной жене, кот[орую] ты совсем не понимаешь. Тебе надо не ее учить, как ты это делаешь, а учиться у нее.Я вижу, что ты погибаешь, и не один, а с семьей, и спасение твое только в одном: в самообвинении, в смирении, в признании того, что ты очень дурно жил и живешь и что тебе надо не то что кое-что изменить в своей жизни, а изменить всё и начать всё сначала. Перестать пить, курить, цыган, лошадей, собак, прекратить сношения с праздными людьми и найти занятие — полезное для других, а не для себя. Как это сделать? Не могу предписать. Если бы ты — что невозможно почти и чего я, к несчастию, не ожидаю — поверил мне, то ты сам бы нашел, и Ольга помогла бы тебе. Одно могу сказать, что надо найти занятие на пользу других, а не такое, к[оторое] себе приятно или выгодно, и отдаться ему. И еще то, что хотя можно изменять свою жизнь и оставаясь в прежних условиях — в Таптыкове,3
но это очень трудно, и поэтому думаю, что полезно бы тебе, если бы ты хотел изменить свою жизнь, оставить Таптыково.Вообще, надо помнить, что все соображения о Таптыковых, о деньгах имеют, в сравнении с вопросом о твоей душе, к[оторая] гибнет и может воскреснуть, имеют так же мало значения, как комариное крылышко на возу.
Прости меня, если недостаточно осторожно и любовно сказал то, что считал нужным. Не умел лучше. Руководила же мною любовь к человеку не только вообще, но и к близкому по сердцу.
Твой отец Л. Толстой.
Датируется по почтовому штемпелю. Впервые опубликовано в юбилейном сборнике «Лев Николаевич Толстой», Гиз, М.—Л. 1928 [1929], стр. 72—74.
Об Андрее Львовиче Толстом (1877—1916) см. т. 69.
1
Ольга Константиновна Толстая, первая жена А. Л. Толстого.2
3
Имение А. Л. Толстого в Тульском уезде, в восемнадцати километрах от Ясной Поляны. Куплено в 1900 г.* 143. М. Л. Оболенской.
Милая Маша,
Передай это письмо Верочке. Прочти и реши, можно ли его дать. Целую тебя и Колю.
Л. Т.
Когда приедете?
Записка к М. Л. Оболенской по поводу письма к В. С. Толстой от того же числа (см. № 144). Поскольку в письме М. Л. Оболенской от 26 августа и в письме С. Н. Толстого от 1 сентября, написанных в ответ на письмо № 144, это письмо к В. С. Толстой упоминается как недавно полученное, вероятнее всего допустить, что записка была написана одновременно с письмом: или в день отъезда М. Л. Оболенской из Ясной Поляны (23 августа), или накануне вечером. Очевидно, Толстой не присутствовал при отъезде и поручил передать М. Л. Оболенской письмо с этой запиской. Вопрос: «Когда приедете?» относится к возвращению Оболенских в Ясную Поляну перед отъездом Толстых в Гаспру.
* 144. В. С. Толстой.
Милая Верочка,