Птенцы велосипеда

Шорох ветра нарушил крик, дикий, совершенно нечеловеческий, он располосовал ночь и захлебнулся собственной болью. Его догнал еще один…

Грудь Виолы словно стиснула холодная рука, она побежала бегом, в полной необъяснимой уверенности, что ей необходимо попасть именно туда и прямо сейчас. Толкнула дверь незнакомого подъезда, взлетела по темным ступенькам на самый верх. Не колеблясь ни мгновения, поднялась по лестнице на крышу, откинула люк.

И сразу увидела их обоих.

Давид и трое других мальчиков прижимали к полу Алессандро Эспозито. И не могли удержать. Их руки скользили по крови, казалось, та залила все вокруг, и не было грани между багровыми ручейками и черным покрытием крыши, на котором тускло блестели осколки стекла. Сначала Виоле почудилось, что у Але перерезано горло – на шее темнела полоса. Он хрипел и вырывался, упрямо полз в сторону, с каждым рывком приближаясь к краю.

– Non voglio piu… non voglio vivere…[2]

От очередного чудовищного вопля у Виолы заложило уши. Давид увидел мать и широко распахнул глаза. Она подбежала, прижала Але за плечи, помогая насмерть перепуганным мальчикам. Кровь сочилась из симметричных разрезов на его правой руке, а на горле отпечатался смазанный красный след пальцев.

Виола взяла мокрое от пота лицо Але в ладони. Он встретился с нею глазами и внезапно перестал биться. Тяжело дыша и не моргая, смотрел, цеплялся за ее взгляд, словно прося удержать себя, вернуть из-за края.

– Дыши. Все будет хорошо, – прошептала Виола и погладила его по слипшимся светлым волосам. – Слушай меня, Але… Все будет хорошо. Давай, дыши ровно… – она не понимала, на каком языке говорит, но главным было не умолкать, ни на миг не отводить глаз от ненормально расплывшихся зрачков. – Давид, вызови скорую помощь, – так же ровно сказала Виола.

Она отпустила плечи обмякшего Алессандро, но отодвигаться не стала. Сын чуть дрожащим, но ясным голосом давал инструкции скорой. Потом он снова присел рядом, Виола слышала его беспокойное дыхание.

– Как ты… узнала? Как нас нашла?

– Не знаю, – честно ответила Виола. – Нужно перетянуть ему руку…

Кто-то из-за спины подал ей шарф и тонкий ремень. Она затянула его выше локтя Алессандро, а шарфом обмотала предплечье: хотя крови оказалось не так много, как думалось вначале, слишком уж страшно зияли на коже красные кривые улыбки.

Голубые огни рассыпались по запертым окнам домов, через минуту послышались голоса на улице. Виола поднялась, едва удержавшись – ноги успели затечь от неудобной позы. На крышу выбежали медики. Стоило ей встать, как Але закрыл глаза, на миг она испугалась, что навсегда. Но слова склонившегося над парнем врача успокоили ее. Врач подал знак помощникам, лязгнули носилки. Виола задумалась было, как они станут спускать их по отвесной лестнице, но тут подошел фельдшер и начал задавать вопросы.

– Он пришел уже пьяный, потом они курили спайс, – тихо рассказывал им Давид, – Отошел туда, к стене… Вернулся, говорил так… странно, показал руку. Сказал, ему больно. И потом хотел… – Давид осекся, у Виолы сердце защемило от эха того ужаса, что пережил сын. – Но я его поймал, – наконец, справился с голосом Давид, – подбежали Жанлука и Даниэле… и почти сразу он начал кричать. Он чуть не прыгнул, мама…

Виола прижала Давида к себе. Из темноты на них смотрели остальные мальчишки. Наверное, им тоже хотелось оказаться в объятиях родителей и как можно дальше отсюда.

На улице уже стояла полицейская машина, пришлось говорить еще и с ними. Перед отъездом скорой Виола узнала у врачей, куда отвезут Эспозито и вернулась к сыну, который ждал внизу, у дома. Натерпевшаяся страху компания разбежалась, едва освободилась лестница, смешанный вой сирен подгонял их.

– Надо позвонить его матери. Ты знаешь их домашний телефон?

– Только cellulare[3] Алато, – неуверенно ответил Давид. – Он, наверно, у него. Но Жанлука говорил, что знает, где они живут!

***

Дом Эспозито оказался далеко, но так даже лучше – можно было успеть подышать прохладой, прийти в себя. В уличном фонтане мама вымыла ему руки, как маленькому. Он не протестовал. Хорошо было ощущать ее рядом. Знать, что тебя без слов понимают. Знать, что хоть что-то в этом мире хорошо…

На стене у подъезда красовалось ядовито-черное непристойное граффити, Давид отвел глаза: узнал подпись. Но мама, казалось, не заметила.

Из-за двери квартиры доносился голос маленького ребенка. Давид подумал, что Жанлука дал неправильный адрес, но тут она приоткрылась. В проем выглянула Лаура, узнав Давида удивленно распахнула глаза.

– Твоя мама дома? – как мог, ласково спросил Давид.

Девочка помотала головой. Ребенок в глубине квартиры захныкал, Лаура обернулась в нерешительности, но тут мама толкнула дверь и прошла мимо Давида в квартиру Эспозито. Давид последовал за ней, хоть и чувствовал себя донельзя неудобно. Разве можно врываться в дом в отсутствии хозяев? А если они вернутся и застанут их тут? Подумают – воры. У него на слипонах кровавые пятна. У нормальных людей такого не бывает. А еще припрется этот, как его… о котором говорил Алато. Может, придется драться…