Птицы, звери и родственники

Она была нисколько на похожа на то, что я ожидал увидеть. Я воображал ее себе высокой, сухопарой, довольно-таки грозной женщиной, но когда она вскочила на ноги и танцующей походкой прошла через комнату ко мне, я увидел перед собой крошечную, очень толстую женщину с ямочками на розовых щеках – ни дать ни взять розовый бутон. Ее медового цвета волосы были высоко взбиты в стиле «помпадур», а глаза под изогнутыми как бы в удивлении бровями были ярко-зеленые, как незрелые оливки. Она схватила мою руку теплыми пухлыми маленькими ручками и прижала ее к своей пространной груди.

– Как мило, о, как мило, что вы приехали! – воскликнула она мелодичным голосом маленькой девочки, источая в равных количествах ошеломляющий запах пармских фиалок и бренди. – Как мило, о, как мило! Можно я буду звать вас Джерри? Разумеется, можно. Мои друзья зовут меня Матильда... Разумеется, это не мое настоящее имя. Мое настоящее имя Стефани Зиния... такое неуклюжее, как у патентованного лекарства. Мне больше нравится Матильда, а вам?

Я осторожно заметил, что, на мой взгляд, Матильда очень красивое имя.

– Да, утешительное старомодное имя. Имена так важны, как по-вашему? А вот он, – сказала она, поводя рукой в сторону человека, который ввел меня, – он зовет себя Деметриос. Я же зову его Мустафа.

Она взглянула на Мустафу и подалась вперед, едва не удушив меня запахом бренди и пармских фиалок, и вдруг прошипела по-гречески:

– Он незаконнорожденный турок.

Лицо Мустафы налилось краской, а усы встопорщились, придавая ему еще более бандитский вид.

– Я не турок, – огрызнулся он. – Вы врете.

– Ты турок, и тебя зовут Мустафа, – отозвалась графиня.

– Меня не... Я не... Меня не... Я не... – бессвязно лепетал слуга вне себя от ярости. – Вы врете.

– Не вру.

– Врете.

– Не вру.

– Врете.

– Не вру.

– Вы старая чертова врушка.

– Старая! – взвилась она, и ее лицо покраснело. – Как ты смеешь называть меня старой!.. Ты... ты турок.

Вы старая и жирная, – холодно отозвался Деметриос-Мустафа.

– Ну, это уж слишком! – пронзительно вскрикнула она. – Старая... жирная... Это уже слишком. Ты уволен. Предупреждаю тебя за месяц. Нет, уходи сейчас же, сын незаконнорожденного турка.

Деметриос-Мустафа выпрямился с царственным видом.

– Очень хорошо, – сказал он, – желаете ли вы, чтобы я подал завтрак и напитки, прежде чем уйти?

– Разумеется, – ответила графиня.

Он молча пересек комнату и извлек бутылку шампанского из ведерка со льдом позади кушетки, открыл ее и налил равные порции бренди и шампанского в три больших бокала. Подал нам по бокалу, а третий поднял сам.

– Предлагаю тост, – торжественно обратился он ко мне. – Выпьем за здоровье жирной старой врушки.

Я не знал, как поступить. Выпей я за этот тост, создалось бы впечатление, будто я разделяю его мнение насчет графини, а это было бы вряд ли вежливо; с другой стороны, если бы я отказался, слуга, похоже, был вполне способен отколотить меня. Я заколебался, как вдруг графиня, к моему изумлению, радостно захихикала, и на ее жирненьких щечках обозначились очаровательные ямочки.

– Не смей дразнить нашего гостя, Мустафа. Но не могу не признать, что тост хорош, – сказала она, единым духом осушая бокал.

Деметриос-Мустафа ухмыльнулся мне, блестя зубами в отблесках пламени.

– Пейте, кирие, – сказал он. – Не обращайте на нас внимания. Она живет для того, чтобы есть, пить и склочничать, и моя обязанность – доставлять ей все это.

– Глупости, – сказала графиня, хватая меня за, руку и подводя к кушетке, так что я почувствовал себя словно пристегнутым к маленькому жирному розовому облачку. – Глупости, я живу ради множества вещей, ради множества вещей. Ну, а ты не стой столбом, пьяница, выпивоха за мой счет. Поди позаботься о закуске.

Деметриос-Мустафа осушил свой бокал и вышел из комнаты. Графиня уселась на кушетку, сжимая мою руку в своих руках и лучезарно улыбаясь мне.

– Здесь так уютно, – радостно сказала она. – Только вы да я. Скажите, вы всегда ходите в такой заляпанной грязью одежде?

Я поспешно и сбивчиво объяснил, в чем дело.

– Так вы приехали на осле, – сказала она таким тоном, как будто осел Бог весть какое необыкновенное средство передвижения. – Очень разумно с вашей стороны. Я сама не доверяю автомобилям, они такие шумные и непослушные. Ненадежные. Помнится, когда мой муж был еще жив, у нас был автомобиль, такой большой, желтый. Но, Господи, это был сущий зверь. Он слушался мужа, но не желал слушаться меня. Однажды он мне назло наехал задним ходом на большой ларек с фруктами и овощами – несмотря на все мои старания остановить его, – а потом съехал с причала в море. Когда я вышла из больницы, я сказала мужу: «Генри», – сказала я, – так его звали – милое, буржуазное имя, не правда ли? Так на чем я остановилась? Ах, да. «Генри, – сказала я, – это злая машина. Она одержима злым духом. Ты должен продать ее». Так он и сделал.

Бренди и шампанское на пустой желудок вкупе с теплом донельзя разморили меня. Я испытывал приятное головокружение, кивал и улыбался, а графиня продолжала болтать.