Пуговица Дантеса

– Мало, что ли, Лександр Сергеич, грешков-то на тебе? – говорил, качая головой, Жуковский. – Будь благоразумен, сколько Наталья Николаевна из-за тебя слёз пролила…

– Ну так то совсем другое дело, – парировал Пушкин. – Мужик он мужик и есть, сам знаешь, Василий Андреевич.

– То-то, брат. А вспомни-ка, друг сердечный, как…

– Василий Андреевич, умоляю!.. Жалко Натали. Ей, бедняжке, сильно досталось…

– Выходит, ты тоже виноват. Молоденькую жёнку вовремя не избавил от ухаживаний этого француза. Натали – красавица, спору нет; но молода, неискушённая… Тут, брат, и не такие обжигались… Вот сам и виноват. Смотреть надо было за женой-то, приглядывать, а ты, чай, больше за чужими жёнами приглядывал…

– Да я в последнее время…

– Даже не оправдывайся, Лександр Сергеич. Все эти вульгарные анонимки, вся эта грязь, скажу тебе, лицо Немезиды. Порочное и злое. Уж извини, дружок, коли что не так…

Пушкин ничего не ответил. Жуковский покосился на друга и вдруг с удивлением заметил, что тот краем манишки вытирает накатившуюся слезу…

Вечером восьмого Пушкин отнёс «лже-диплом» некоему Михаилу Яковлеву, бывшему приятелю по Царскосельскому лицею, заведовавшему типографией Второго отделения имперской канцелярии. Следовало разобраться (хотя бы на глазок), откуда «дует ветер». Яковлев, знаток своего дела, быстро охарактеризовал представленный «материал»: бумага иностранного производства, отличного качества, следовательно, при провозе в Россию за неё заплачена высокая пошлина. Вывод: скорее всего, бумага из посольства.

– Не из голландского ли, приятель? – не удержался Пушкин.

– Эк, хватанул, – ухмыльнулся Яковлев. – Это может сказать лишь тот, кто анонимку накарябал. А я не волшебник…

Ночью Пушкину не спалось. После посещения Яковлева мозаика сложилась практически мгновенно: авторы злосчастных анонимок – голландский посланник и его приёмный сын.

Но при чём здесь Катрин?!

* * *

Князь П.А. Вяземский (из «Старой записной книжки»):

«Редко министр иностранных дел захочет оставаться праздным и дать забыть о себе. А между тем дипломатия только тогда и хороша, когда о ней, как о кесаревой жене, ничего не говорят. В наше время перья дипломатов приводят к войне, а пушки – к миру. Первые так запишутся, что иначе разнять их нельзя, как дракою; другие так выпалятся, так много перебьют народа, что по необходимости приходится мириться» [8].