И Геккерен-старший начал действовать. Седьмого ноября он дважды встречался с Жуковским; восьмого – с фрейлиной Загряжской. Теперь этим троим предстояло, во-первых, решить вопрос с женитьбой, а во-вторых, окончательно снять вопрос относительно поединка. Опытный дипломат, Геккерен так и заявил Загряжской: официальное предложение от его сына поступит либо сразу после дуэли, либо в случае отказа Пушкина от поединка. Как бы то ни было, эти переговоры с самого начала носили некий оттенок семейного обсуждения. Что вполне понятно: женитьба Дантеса на Катрин Гончаровой решала проблемы всех – Геккеренов, Пушкиных и отчасти Гончаровых. Как-никак старшую выдавали «за приличного жениха»…
* * *
В семье Пушкиных происходящее виделось в несколько ином свете. Теперь занервничала Натали. Ещё накануне, говоря с мужем о Дантесе, она была спокойна и холодна, всем своим видом давая понять, что отныне французишка для неё пустое место. Однако после известия о его сватовстве к Катрин всё изменилось. Эта новость больно ударила по самолюбию «первой красавицы» столицы; Наталья Николаевна никак не могла взять в толк, как такое вообще могло произойти. Неужели, признаваясь в любви к ней, Дантес на самом деле страдал по сестре? И сама же отвечала: вряд ли. В противном случае получалось, что француз просто-напросто волочился в погоне за очередной победой на любовном фронте. И вот это угнетало Натали больше всего…
Полным контрастом внутренней растерянности Натали выглядела радость старшей сестры, для которой предстоящая помолвка вскружила голову. С какого-то времени все помыслы Катрин оказались связаны с единственной надеждой – выйти замуж за Жоржа Дантеса-Геккерена. Между сёстрами словно пробежала кошка.
С.Н. Карамзина: «…Дантес, молодой, красивый, дерзкий Дантес (теперь богатый), который женится на Катрин Гончаровой, и, клянусь тебе, он выглядит очень довольным, он даже одержим какой-то лихорадочной веселостью и легкомыслием… Натали нервна, замкнута, и, когда говорит о замужестве сестры, голос у нее прерывается. Катрин от счастья не чует земли под ногами и, как она говорит, не смеет еще поверить, что все это не сон. Публика удивляется, но, так как история с письмами мало кому известна, объясняет этот брак очень просто. Один только Пушкин своим взволнованным видом, своими загадочными восклицаниями, обращенными к каждому встречному, и своей манерой обрывать Дантеса и избегать его в обществе, добьется того, что возбудит подозрения и догадки» [12].