Пульс за сто

Геннадий Иванович сам слышал, насколько фальшиво звучат его слова. Все рухнуло. Все было напрасно. Подготовка, таблетки, отрепетированные фразы. Все это было наивно и глупо.

— Перестаньте, — сказал Сергеев. — Я же вижу: что-то не так. Что произошло?

И тут Карпов сорвался.

— Что произошло?! — заорал он, заставив Олега Михайловича непроизвольно отшатнуться. — Вы убили его! Вы убили Лучинского! И не вздумайте врать, что это не так! Я все слышал по телевизору! «Мир критики осиротел»! Вы убили его! А теперь ждете того дня, когда сможете расправиться со мной? Так не ждите! Убивайте! Зачем ждать? Зачем врать, как вам нравятся мои рассказы? Зачем тратить столько времени и сил? Вы прекрасно знаете, чем все закончится! Хотите еще помучить меня? Вам мало?! Мало?!!

У Карпова перехватило горло. Он захлебнулся последним криком и замолчал, тяжело дыша.

Сергеев прикрыл глаза и чуть отвернулся, пытаясь скрыть досаду. Досаду и злость. Он положил на эту историю столько сил, полностью держал ее под своим контролем. Отпустить Карпова он собирался через две недели после отъезда Кристины. Ровно через два месяца после того, как тот приехал в Жуковку. Это был бы правильный срок. Сегодня шел десятый день. Все могло выйти просто идеально, если бы не какая-то идиотская передача…

— Значит, телевизор? — сказал он. — Не стоило его возвращать. Мне казалось, новости живут недолго.

На несколько секунд воцарилась тишина.

— И что будет теперь? — не выдержал Карпов.

Сергеев пожевал губу.

— Что будет? Будет то, чего вы, наверное, не ждете. Вы свободны.

Ничто так не гасит истерику, как ошеломляюще неожиданное развитие событий. Этих слов Карпов действительно не ждал.

— Свободен? — Он испытал некое дежа-вю. Не так давно об этом здесь говорила Кристина, теперь — ее брат. У него созрел новый план? Геннадий Иванович безуспешно попытался что-то понять по лицу Сергеева, ничего не понял и спросил: — Почему?

— Почему? Странный вопрос. Потому что вы выполнили условие нашего договора. Ваш рассказ одобрен.

Рассказ одобрен. Рассказ одобрен. Рассказ одобрен…

Неужели это все-таки произошло? Причем именно сейчас.

Карпов не воскликнул: «Господи, наконец-то!», или «Не может быть!», или даже «Вы шутите?». Он просто стоял и молчал. А потом спросил:

— Какой?

— Не все ли равно? Главное, вы свободны.

— Действительно, — согласился Геннадий Иванович. — Не все ли равно?

«Я ведь хотел уйти? Теперь можно. Не прячась, не убегая, не изворачиваясь. Просто уйти. Прямо сейчас».

Он вернулся в комнату, взял пиджак и направился к двери походкой зомби.

Сергеев посторонился, освобождая проход.

«Как только я дойду до двери, он ехидно спросит: “Вы действительно поверили, что это правда?”» — подумал Карпов.

— Геннадий Иванович… — послышалось сзади.

Карпов вздрогнул и обернулся.

— В тапочках все же нехорошо.

Геннадий Иванович посмотрел на ноги.

— И еще, — добавил Сергеев. — Хочу напомнить: во избежание неизбежных фатальных последствий вы должны немедленно забыть все, что происходило с вами за время нашего общения. Прошу отнестись к моим словам крайне серьезно.

Наблюдая за тем, как похожий на сомнамбулу Карпов надевает туфли, Олег Михайлович понял — с тем же успехом он мог бы сейчас увещевать платяной шкаф. Но не беда. Карпов будет молчать. Без сомнений.

Ничего не сказав и не обернувшись, литератор покинул квартиру.

Сергеев, глядя на закрывшуюся дверь, пытался понять, что чувствует сам.

«Это не поражение, — подумал он. — Победители не уходят с таким видом».

Похоже, Олег Михайлович пытался в чем-то себя убедить.

17.50

Дороги домой Геннадий Иванович не помнил совершенно. Удивительно, как ему удалось не попасть под машину. Сначала он бродил по дворам. Без определенных планов и направлений. Просто шел — и все. Потом вдруг обнаружил, что находится рядом со станцией метро. В кармане пиджака счастливым образом нашлись несколько денежных купюр и — что куда более ценно и удивительно — ключ от дома.

«Дом, сладкий дом…» — подумал Карпов, очутившись в квартире, в которой прожил всю сознательную жизнь. Но это были только слова. Никаких чувств к ним не прилагалось. Чувства на время умерли. Их просто выжгло шоком.

Где-то через час Геннадий Иванович начал оттаивать. Первое, что он сделал, придя в себя, это включил компьютер и поискал информацию о Лучинском. Информация оказалась на удивление скудной. «Скончался», «безвременно ушел», «17 июня на 63-м году жизни»…

«17 июня. В день побега, — вспомнил Карпов. — Не удивительно, что он не успел поднять скандал».

В одной статье проскочило: «…в результате несчастного случая». И никаких подробностей, ни единого намека на криминальный исход. Сергеевы сработали чисто.

Встав из-за стола, Геннадий Иванович понял, что не представляет, как ему жить дальше. В одном он был уверен абсолютно: к прежней жизни возврата нет. А как строить будущую — не имел ни малейшего представления. Лишь одна мысль утвердилась в его сознании: завтра с утра он обязательно найдет человека, которому обязан спасением. Но события этого дня еще не завершились.

18.50