— Вы говорите чушь, — раздраженно бросил Франц. — Моцарта никогда не хоронили в общей могиле.
— Как? — на этот раз удивился Юрген. — Но ведь это общеизвестный факт.
— Общеизвестный факт? — Франц усмехнулся. — Хотите, я расскажу вам, как хоронили Моцарта?
«Эти смотрители ужасно болтливы, — подумал Юрген. — Но, кажется, это именно то, что может нас спасти».
— Разумеется, — кивнул он.
Курт нервно переминался с ноги на ногу. Ему хотелось быстрее убраться с кладбища, а не вести искусствоведческие беседы.
Франц сделал шаг вперед, заложил руки за спину и поднял голову к небу. Со стороны могло показаться, что он вспоминает тот далекий день.
— Ему просто надо выговориться со скуки, — еле слышно успокоил Курта Юрген. — Послушаем немного. Кажется, нас отпустят.
— А если в это время появится кто-то еще?
— Не появится. Они дежурят по одному.
— Моцарт умер в ночь на 5 декабря 1791 года, — начал Франц. — На следующий день в три часа пополудни тело в сопровождении близких и нескольких друзей привезли к Собору Святого Стефана. В то время пышные похороны не поощрялись. Хотя благочестивый Иосиф[37]
уже почти два года как скончался, тексты его погребальных правил чтили неукоснительно. После шести катафалк отправился на кладбище. В темноте и в жуткую метель за ним последовали немногие. К тому же в этом не было особого смысла. На ночь гроб помещался в кладбищенскую часовню, и лишь на следующий день могильщики предавали тело земле. На отдельную могилу могли претендовать только очень богатые и знатные люди, к которым Моцарт не принадлежал. Великому гению предстояло разделить свой последний приют с пятью-шестью безвестными соотечественниками.— Так все же общая могила? — не удержался Юрген.
— Я сказал «предстояло», молодой человек. И, кажется, я отвечаю на ваш вопрос. Стоит ли меня перебивать?
— Простите, — смешался Юрген.
— Итак, Моцарту предстояло упокоиться в общей могиле. Примерно на этом самом месте. — Франц посмотрел себе под ноги. — С памятником, в общем, не ошиблись. Именно сюда опустили гроб.
— Гроб? — переспросил Курт. — Значит…
— Гроб был пуст, — перебил Франц. — Ночью люди графа Шалленберга выкрали тело.
— Выкрали? — удивился Курт. — Но зачем?
— Зачем? — Франц посмотрел на него. — Поскольку вы интересуетесь Моцартом, вы, конечно, видели титульный лист первого варианта «Волшебной флейты», юноша?
— Видел, — кивнул Курт, который не только никогда не видел этого листа, но и слабо представлял себе, что такое «Волшебная флейта». Его музыкальные пристрастия вполне удовлетворяло творчество группы «Раммштайн».
— Тогда вы не могли упустить из виду колонну бога Гермеса, изображенную на нем.
Курту не оставалось иного, кроме как кивнуть.
— Гермес — основоположник всех тайных учений, — помог Юрген.
— Совершенно верно. Моцарт, как и его отец, был членом масонской ложи «Zur wahren Eintracht»[38]
. Его последнее произведение — кантата «Громко возвестим нашу радость». Он собственноручно дирижировал ею на освящении масонского храма «Коронованная надежда» за два дня до своей болезни. Эта шестиметровая пирамида стала средоточием всего австрийского масонства. А знаете ли вы, где был расположен этот храм?Курт и Юрген дружно отрицательно кивнули.
— Его воздвигли в поместье графа Шалленберга — тайного советника эрцгерцога Леопольда II и видного «каменщика». — Франц испытующе посмотрел на них. — Я еще не ответил на ваш вопрос?
— Вы хотите сказать… — начал Юрген.
— Конечно. Творец воссоединился со своим творением[39]
. Поэтому, если вам нужен дух Моцарта, отправляйтесь в замок Розенау. Остатки храма все еще сохранились в фамильном поместье Шалленбергов.— Раньше я ничего не слышал об этом, — признался заинтригованный Юрген.
— Нужно уметь задавать вопросы — и ответы придут.
— А что вы можете сказать насчет Сальери? — спросил Курт, которого тоже захватила рассказанная история. — По-вашему, это он отравил Моцарта?
— Сальери? — в голосе Франца послышались возмущенные нотки. — Человек, которому оставляли записки «Ученик Бетховен был здесь» — отравитель? Учитель Шуберта? Никогда не повторяйте подобную глупость! Это могут делать только полные невежды.
Юрген чувствительно ткнул Курта в бок. Тот и сам не рад был, что невольно разозлил смотрителя.
— В то время не было более добросердечного и обаятельного человека, чем маэстро Сальери. — Франц не на шутку распалился.
«Кажется, они с Линдеманом нашли бы общий язык», — подумал Курт.
— Эту клевету впервые запустили в свет через тридцать лет после смерти Моцарта. Тридцать лет! Они ждали тридцать лет, чтобы старый и больной Сальери не смог достойно ответить на подобную гнусность. Притом никто даже не удосужился придумать достойный повод!
— Разве зависть — не веский повод? — заметил Юрген. — История знает подобные примеры.