Пульс за сто

То, что под самый конец этого чертова круиза ему удалось набрести на такой классный магазинчик, — было, безусловно, хорошей новостью. Однако не обошлось и без плохой — магазинчик не подавал признаков жизни. Проклятый итальянец обманул. На двери болталась табличка с надписью «gesloten», что на голландском, очевидно, означало «закрыто». На всякий случай Джек подергал дверную ручку, но это не принесло результата.

— Интересуетесь, молодой человек? — внезапно спросил кто-то прямо у него за спиной.

Джек обернулся. Голос принадлежал маленькому сухонькому старичку, похожему на гнома. Сходство усиливал огромный черный зонт, с помощью которого он безуспешно пытался укрыться от дождя.

Старичок говорил по-английски с сильным акцентом.

— Откуда вы знаете, что я не знаю голландского? — спросил Джек.

Старичок издал короткий смешок.

— Молодой человек, любой, кто говорит в этом городе по-голландски, знает, что магазин старого Питера открыт ровно до девяти — и ни минутой больше. А вам, я вижу, хотелось бы попасть внутрь?

Конечно, ему хотелось. Еще как хотелось. Собственно говоря, ему просто позарез нужно было оказаться внутри.

Джек с досадой бросил взгляд на окна магазина. В отличие от соседей его хозяин почему-то не перекрыл их на ночь жалюзи. Более того, скромная, со вкусом сделанная подсветка выделяла в центре витрины большой серебряный кубок с красно-белыми ленточками на ручках. А вокруг него — все то, о чем только мог мечтать человек, неравнодушный к амстердамскому «Аяксу»[63]

.

2

Среди всех студентов UCLA[64], да и во всей Калифорнии в целом, вряд ли был хоть один человек, разделяющий увлечение Джека соккером[65]. Правда, после 90-го года, когда Америка впервые взглянула вблизи на знаменитое европейско-латиноамериканское развлечение, соккер снискал себе определенное число поклонников. В конце концов, продвинуться в этой непостижимой для нормального американца игре, в которой соперники, проведя на поле полтора часа, могут разойтись при счете 0:0, было проще, чем в настоящем — американском — футболе. Клубы открывались во всех крупных городах, и число вакансий пока явно превышало спрос.

Но чтобы сделать из соккера культ? В этом Джеку трудно было встретить единомышленника. В чем он, впрочем, и не нуждался. А если бы кто-то предположил, что именно это и подвигло его на выбор столь странного увлечения — что ж, этот парень не так бы уж и ошибся.

Закономерным завершением стал выбор клуба — объекта поклонения, коим оказался вовсе не «Лос-Анджелес Гэлэкси»[66], что было бы понятно, а голландский «Аякс», чего не мог понять никто. Ларчик же открывался просто — среди всех клубов с мировой известностью «Аякс» представлял самую далекую от Америки страну.

Джек органически не переносил стремления большинства сверстников «быть как все». Ощущение принадлежности к толпе вызывало у него прямо-таки физическое отвращение. Возможно, именно поэтому две недели назад он испытал скорее раздражение, чем благодарность, когда нашел у себя на кровати конверт с билетами на круиз по Европе.

Сидевший в гостиной с банкой традиционного «Бадвайзера» отец довольно рассмеялся, когда Джек поблагодарил его, всячески стараясь отразить на лице подобающие случаю эмоции.

— Теперь, парень, ты точно будешь знать, где находится эта твоя Голландия. Не забудь рассказать мне, когда вернешься. А если у них есть хотя бы десять человек, слышавших слово «бейсбол», может, я и сам как-нибудь смотаюсь туда на уик-энд.

Таким было напутствие. Продолжение оказалось еще хуже.

Группа, летевшая вместе с Джеком в Лондон, как назло, сплошь состояла из семейных пар, одна часть которых была больше занята собой, чем Европой, а вторая находилась в возрасте, который, как искренне считал Джек, находился за пределами биологических возможностей человека.

Впрочем, и те, и другие — одни — потому, что им было все равно, где находиться, а другие — потому, что одно лишь ощущение того, что они еще где-то находятся, уже доставляло радость — с энтузиазмом бойскаутов сновали по туристским маршрутам, щелкая кнопками фотоаппаратов.

В Лондоне Джек в первый же день попытался заняться поиском развлечений самостоятельно. Результат принес ему полное разочарование. Старушка Европа вполне соответствовала прозвищу. Все то, что Джек привык считать развлечением, оказалось на порядок хуже того, что он без всякого труда имел дома. Остальное же напоминало содержимое старого бабушкиного сундука, пылящегося на чердаке. Время, которое неслось в Америке со скоростью пули, каким-то образом миновало целый континент.

Единственное, о чем Джек мог вспоминать не без удовольствия, — три дня, проведенные в Париже. Впрочем, причиной тому скорее всего была отличная солнечная погода. Когда же солнце впервые ушло за горизонт, на горизонте Джека возникла одна юная парижанка, не отказавшаяся продемонстрировать гостю все достопримечательности — сначала Парижа, а потом и свои.