Пушкин и Грибоедов

Пушкин останавливает признание друга в самом начале, показывая, что прозвучавшее сообщение для него не содержит новизны, а поясняет смутные догадки. Он угадывает и намерения друга, причем упреждающе уже дает ответ: он не стоит доверия, т. е. он не будет вступать в общество. В форме отказа есть оттенок обиды. Пущин вступил в одну из ранних декабристских организаций сразу же после Лицея. Пушкин понял, «что я от него что-то скрываю» (с. 90). А Пущину хотелось, чтобы друг «не переступал некоторых границ и не профанировал себя, если можно так выразиться, сближением с людьми, которые, по их положению в свете, могли волею и неволею набрасывать на него некоторого рода тень» (с. 92).

Получается, что Пушкину приглашение вступить в общество пришлось не ко времени. Не буду пересказывать известные воспоминания И. Д. Якушкина, как в Каменке Пушкин стал невольной жертвой розыгрыша Александра Раевского; вот тогда поэт с восторгом присоединился бы к обществу. В Михайловском он еще оставался в зоне кризиса. С другой стороны, визит Пущина оказался очень кстати: он поспособствовал выходу поэта из кризиса. И обратим внимание на то, что отказ Пушкина от предложения друга не привел к охлаждению дружбы. Напротив, они обнялись в знак окончания важной темы, выждали, когда схлынет волнение, и продолжили дружеское общение.

Т. Г. Цявловская полагает, что параллельно первой книге стихотворений Пушкин готовил нелегальный сборник политических эпиграмм123: оживление политической активности поэта исследовательница связывает со следствием визита Пущина. Это не просто факт творческой биографии: заживляется самая острая рана на уровне политической позиции, а это заметный знак преодоления кризиса. А наиболее значительным знаком стала элегия «Андрей Шенье».

Павший в бурях французской революции поэт показан человеком твердым, непреклонным. Перед мысленным взором Шенье проходят эпизоды борьбы за свободу. Его не смущает жалкий, даже обратный результат истраченных усилий, он верит в конечное торжество справедливости. Шенье видит искажение мечты о свободе, но предрекает неизбежность ее грядущей победы. Впрочем, скажем определеннее: противостоят не позиции французского и русского поэтов, противостоит позиция Пушкина 1825 года его же позиции 1823 года. Потому Пушкин и пишет о Шенье, что сочувствует ему, и воображаемые мысли героя разделяет сам.

Всякое сравнение хромает, говорит пословица. Наша позиция: чтобы они хромали меньше, полезно видеть не только сходство сравниваемых предметов, но и их различие. Пушкин в «Сеятеле» свои свободолюбивые идеи оценил как «живительное семя», теперь эта метафора выявила свою ограниченность. У семян злаков одноразовая всхожесть, начавшийся процесс нельзя застопорить, тем более повернуть вспять, проросшие не вовремя, в неподходящей среде семена гибнут. У многоразово всхожих семян свободы иная судьба: они могут гибнуть, они могут даже дать уродливый плод – но они способны оставаться живительными и возрождаться многократно.

Подлинная книга становится достоянием многих поколений. Увы, среди них повторяются и «потерянные поколения», но вновь приходят люди, чьи сердца способны распахнуться навстречу призывам поэта. В этом смысле не имеет значения, когда сеять, – можно и «до звезды», потому что настанет срок – и она взойдет, и тогда в ее лучах казавшиеся безжизненными зерна обнаружат свою жизнестойкость. Мертвое возродится в живом, и эта череда бесконечна.

Историческая элегия Пушкина стала самым отчетливым актом преодоления длительного кризиса: именно здесь духовные вериги не просто отодвигались, вытеснялись за счет обретения иных ценностей, но в полном смысле преодолевались, поскольку рушились сомнения на самом болезненном направлении мировоззренческих поисков. Преображающая сила искусства, дающая опору преодолевать все невзгоды, – это та сила, которая помогла Пушкину разорвать путы сомнений.

На этом рубеже у Пушкина не возникло желания вступить в ряды общества. Но отныне и до самого конца его жизни декабристы, несмотря на поражение восстания, останутся для него «друзьями, братьями, товарищами». «Милость к падшим призывал»: эта заслуга замыкает перечень важнейших деяний, которые, по мненью поэта, обеспечат ему память потомков.

3

«А что ж Онегин?» Тут впору подхватить этот вопрос, который возникал и у поэта в четвертой главе. После описания свидания он надолго погрузился в его следствия, в быт Лариных и завсегдатая их усадьбы Ленского. Но пришла пора вспомнить о главном герое. А мы вернемся к описанию начала свидания.

Но наконец она вздохнула

И встала со скамьи своей;

Пошла, но только повернула

В аллею, прямо перед ней,

Блистая взорами, Евгений

Стоит подобно грозной тени,

И, как огнем обожжена,

Остановилася она.

Минуты две они молчали,

Но к ней Онегин подошел

И молвил…