Вальтер Скотт ратовал и за возвращение национальных обычаев, шотландского одеяния, в том числе и клетчатого пледа, символа вольности и боевого духа шотландцев. Именно плед, а не шарф, как принято иногда считать, изображен на пушкинском портрете. Такой плед служил древним воинам и накидкой в непогоду, и одеялом в походах – в него можно было завернуться ночью на кратких бивуаках. Да и в делах сердечных боевая накидка играла не последнюю роль. Как тут не вспомнить озорных строк Роберта Бернса о храбром горце:
Но у шотландских пледов имелось еще одно особое предназначение: по клетчатому рисунку на нем (цвету и размеру клеток, их чередованию на ткани) можно было судить о происхождении воина, о знатности его рода, и даже о месте рождения. Ткань становилась и гербом, и отличительным знаком семейного клана – в разноцветных клетках была закодирована важнейшая генетическая информация.
…Однажды в Глазго, в небольшом привокзальном ресторане, я увидела висевшую в зале необычную карту-схему, где приводилась расшифровка рисунка традиционной ткани, – своеобразный исторический атлас всех шотландских кланов. К сожалению, цвета и чередование клеток пледа на пушкинском портрете я помнила смутно, а на сделанной мной фотографии надписи на карте не читались…
Мистер Томсон обещал помочь – уточнить, что за плед выбрал для своего портрета Пушкин в 1827 году, вернее, какому родовому клану соответствует ткань.
Но исчерпывающего ответа получить пока не смог. Одни исследователи считают, что подобные пледы экспортировались во многие страны мира и Пушкин мог купить его в Петербурге либо в Москве. Другие же, в их числе и знаток шотландской символики мистер Брайн Вилтон, полагают, что пушкинский плед по своему рисунку и колориту необычен, и нужно провести более тонкую экспертизу – сравнить его с малоизвестными клановыми пледами.
По сути, шотландский клан – это и есть род, разветвленная большая семья, насчитывавшая до 50 тысяч человек, и вся страна представляла собой в прежние века сообщество родовых кланов. И для шотландцев в прошлом имя клана, его земли, его боевой клич и его плед (!) значили весьма много.
Вальтер Скотт, «последний менестрель» Шотландии, поэт ее кланов, писал некогда: «У каждого шотландца имеется родословная. Это есть его достояние, столь же неотъемлемое, как его гордость и его бедность».
Как эти слова близки были Пушкину, гордившемуся деяниями своих славных предков и считавшему самым большим достоянием их имена, доставшиеся ему в наследство! С горечью замечал он, как приходит в упадок русская аристократия, исчезают знаменитые в древности роды и фамилии.
Так уж сложилось, что с распадом кровных клановых уз завершилась и история самой Шотландии как независимого государства. Пушкин прекрасно знал историческое прошлое небольшого, но гордого народа, зачитывался романами «шотландского чародея».
Осенью 1835-го из Михайловского, сообщая жене, что гостил у Вревских, замечает: «Я взял у них Вальтер-Скотта и перечитываю его. Жалею, что не взял с собой английского».
А ранее поэт называл романы Вальтера Скотта «пищей души» и жаждал его новых творений. Романы великого шотландца, увидев свет, тотчас переводились на французский язык, а затем и на русский. Известно, что Пушкин читал их не только во французском переводе, но и в подлиннике – в его домашней библиотеке сохранились романы писателя на английском языке издания 1827 года (!).
«Вальтер-Скотт увлек за собой целую толпу подражателей, – заметил как-то поэт. – Но как все они далеки от шотландского чародея!»
Еще при жизни Вальтер Скотт, или Великий Неизвестный, как его называли, стал легендой. И не было в Европе писателя или любителя литературы, кто не мечтал бы познакомиться с ним или хотя бы увидеть знаменитого шотландца.
Один из близких друзей поэта Денис Давыдов даже вступил в дружескую переписку с Вальтером Скоттом. Заочное знакомство «певца-гусара» и великого шотландца состоялось благодаря племяннику Давыдова, шестнадцатилетнему Владимиру, который в то время учился в Эдинбургском университете. Владимиру Орлову-Давыдову доводилось бывать в гостях у писателя, и тот всегда живо интересовался судьбой его героического дядюшки и даже немало удивил молодого человека, показав ему висевший в кабинете портрет славного партизана. Денис Давыдов, узнав о том, отправил Вальтеру Скотту письмо с благодарностью за память. И получил ответ. «Сверх того, – как пишет Давыдов Пушкину, – он прислал мне свой портрет с надписью: Вальтер Скотт, Денису Давыдову… Между тем, узнав, что он составляет себе кабинет разного оружия, на днях посылаю ему курстанской дротик, черкесской лук и стрелы, и кинжал». И заключает: «Вот и вся история моего знакомства с Вальтер-Скоттом».