Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

Портрет висел в петербургской квартире Пушкина, в доме на набережной Мойки. И стал безмолвным свидетелем последних горьких дней жизни поэта. Как, должно быть, странно – Пушкин с портрета, безучастный к страданиям своего живого двойника, скрестив на груди руки, в поэтической отрешенности созерцал что-то, ведомое лишь ему одному. С надеждой и тоской невольно обращала к нему свои взоры и несчастная Натали, проводившая страшные дни и ночи в гостиной, у дверей в кабинет, где умирал ее муж.

После трагической смерти Пушкина портрет перешел к вдове, Наталии Николаевне. Она бережно хранила его почти двадцать семь лет, вплоть до своей кончины. И сколько было пролито ее слез перед ним, сколько слов любви и раскаяния произнесено, знает, верно, лишь Господь.

В ноябре 1863-го не стало и Наталии Николаевны, и портрет поэта перешел по наследству к его старшему сыну. Боевой генерал Александр Александрович Пушкин, с честью оправдавший свою фамилию в походах и битвах, стал хранителем всех семейных бумаг, рукописей и дневников отца.

В достопамятном 1880 году, когда в Москве, на Страстном бульваре, открывали памятник поэту, Александр Александрович передал пушкинский архив Румянцевскому музею. А вот с любимым портретом отца расстаться при жизни так и не смог. Спустя два года после смерти генерала его сын, полковник Григорий Пушкин, продал портрет поэта кисти Кипренского Третьяковской галерее.

Не столь давно, уже в наше время, Григорий Григорьевич Пушкин, удивительно похожий на своего великого прадеда, посмеиваясь, говорил мне, что, мол, поторопился отец расстаться с фамильной реликвией.

И все же все мы должны быть благодарны внуку поэта, его решение было единственно верным – ведь шла Первая мировая. А впереди Россию ждали новые войны, революции и потрясения. И вряд ли бы драгоценный холст, сохранивший живой образ поэта, уцелел в кровавом водовороте тех дней.

А сам Кипренский в далеком 1828-м сообщал из Петербурга приятелю: «Я пишу, писал и написал много портретов грудных, по колени и в рост. Надеюсь, что из всех оных портретов ни один не будет брошен на чердак, как это обыкновенно случается с портретами покойных предков, дурно написанными».

Что ж, надежды гениального живописца оправдались. Портрет поэта, «чудо зеркало», сохранен его достойными потомками.

И как легко ныне прийти на свидание с Пушкиным – стоит лишь побывать в Третьяковке. Живой Пушкин, со светло-задумчивым взглядом, устремленным в вечность, и с небрежно перекинутым через плечо шотландским пледом.

Италия

«Под миртами Италии прекрасной»

Кто знает край, где небо блещет…

А. С. Пушкин

Пушкин – графу А.Х. Бенкендорфу, 7 января 1830 г.

«Генерал… Покамест я еще не женат и не зачислен на службу, я бы хотел совершить путешествие во Францию или Италию…»

Граф А.Х. Бенкендорф – Пушкину, 17 января 1830 г.

«Милостивый государь. В ответ на Ваше письмо ко мне от 7-го числа сего месяца спешу уведомить Вас, что Его Императорское Величество не соизволил удовлетворить вашу просьбу о разрешении поехать в чужие края, полагая, что это слишком расстроит ваши денежные дела, а кроме того отвлечет Вас от Ваших занятий…»

«Жажду краев чужих»

Так и не удалось Пушкину вырваться за пределы России – «увидеть чуждые страны», не считая разве что его путешествия в Арзрум. «…Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван: я все еще находился в России», – писал поэт о столь знаменательном для него событии.

В Одессе, где Пушкин жил в 1823–1824 годах, им был задуман фантастический план побега на корабле в Константинополь, и княгиня Вяземская уже собирала деньги на его осуществление…

Придет ли час моей свободы?

Пора, пора! – взываю к ней;Брожу над морем, жду погоды,Маню ветрила кораблей.

Ах, как хотелось Александру Сергеевичу «взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь»!

И во время ссылки в Михайловском Пушкин вновь замыслил самовольно покинуть Россию, что неминуемо грозило бы ему серьезными неприятностями. Добрейшая Прасковья Александровна Осипова, зная о крайне удрученном душевном состоянии поэта, просила Жуковского помочь Пушкину уехать за границу, чтобы «его талант, его поэтический гений» не погибли для России. Но ее хлопоты не увенчались успехом…

По свидетельству Алексея Вульфа, «Пушкин… измышлял различные проекты, как бы получить свободу». У приятеля поэта родилась тогда фантастическая идея: увезти за границу Пушкина «в роли своего крепостного слуги».

Не довелось Александру Сергеевичу уплыть в дальние края на пироскафе, на борту которого он уже представлял себя в том столь важном для него 1830-м, когда от слова божественной Натали зависело решительно все: жизнь, судьба, счастье…