Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

Но все же большего внимания заслуживает четвертая проповедь, произнесенная 6 апреля 1885 года в академическом храме в день 100-летия со дня кончины равноапостольного Мефодия. Двадцатидвухлетний Алексей Храповицкий сумел в ней не только выразить значение подвига великих просветителей славян, но и раскрыть непреходящее значение проповеди и просветительства для всякого христианина, тем более – для пастыря: «…их завет для всех учителей веры – стоять за истину, за Христа, невзирая ни на внешние препятствия, ни на гораздо труднейшие препятствия, внутренние, – на малодушие, маловерие, скудость любви и проч., но подвизаться на святейшем из всех служений человечеству, бесконечно превосходящем всякое другое служение – на служении апостольском, просветительном, подвизаться до последнего издыхания, до последней капли крови, претерпеть всякую обиду, всякую внутреннюю муку… И это будет не подвиг, не милость наша, но наш долг, которым мы себя связали с праведным Судией, приняв воспитание от Его Церкви, запасшись теми нравственными, умственными и научными силами, которыми наше духовное образование так далеко опережает светское» (14, с. 377). Ощутимо в этой проповеди и влияние великой русской литературы с ее высокой нравственной требовательностью и обращением к внутреннему миру простого человека: «Потому-то столь немногие из нас остаются верны своей просветительной миссии, что естественному человеку малою кажется внутренняя правда Христова учения: ему нужно, чтобы она торжествовала в том обществе, которое сильно на земле, ему стыдно упомянуть имя

Христово в светской печати, ему стыдно положить на себя крест в веселом обществе, ему не удержаться от какой-нибудь пошлой псевдолиберальной фразы в мире фразеров – он в жизни поклоняется не единому Богу, но тому началу, которое представляется ему одолевающим в данный миг… Ужели, братие и товарищи, и нам предстоит та же участь?..» (14, с. 381–382). Представляется, что в этом слове будущий владыка выразил свое credo, которому остался верен до последних дней жизни.

По милости Божией Алексей обрел в академии сердечного друга – Михаила Грибановского, старше его на семь лет, но учившегося всего курсом старше. Грибановский был сыном священника Тамбовской губернии, закончил семинарию, но из-за слабого здоровья поздно поступил в академию. Алексей восхищался эрудицией и мудростью своего старшего друга, его силой веры. В 1884 году первым из выпускников академии после длительного перерыва, Михаил Грибановский принял монашество.

Искреннее уважение студенты академии питали к ректору, протоиерею Иоанну Янышеву, впоследствии духовнику царской семьи. Вскоре его сменил епископ Арсений (Брянцев), придерживавшийся строго формального отношения к делам и к людям. Но в то же время в 1883 году инспектором академии был назначен архимандрит Антоний (Вадковский), добрый до самоотверженности, вокруг которого сформировался кружок студентов, расположенных к монашеству, так называемая Дружина. В центре кружка, естественно, оказались Алексей Храповицкий и Михаил Грибановский. Среди преподавателей академии особое влияние на учащихся имели профессор церковной истории

В. В. Болотов и профессор философии и психологии А. Е. Светилин. Именно А. Е. Светилин на третьем курсе предложил Алексею Храповицкому тему кандидатского сочинения, которое позднее было переработано им в магистерскую диссертацию: «Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности».

Тема выпускной работы была необычной, работа потребовала комплексного исследования с привлечением данных философии, психологии и логики. В 1885 году состоялась успешная защита, работа была признана имеющей немалую важность как для философии, так и для православного богословия; ее опубликовали в 1885 и 1888 годах.

2

18 мая 1885 года, спустя четыре дня после окончания Духовной Академии, Алексей Храповицкий в 22 года был пострижен в монашество с именем Антоний в память преподобного Антония Римлянина, святые мощи которого почивали в Антониевом монастыре вблизи его родного Новгорода. По обычаю, его спросили о желательном имени, и он сам его назвал, о чем впоследствии очень сожалел, ведь новопостригаемый инок должен прежде всего проявить смирение… но таков был его характер.

Маленькая церковь была набита народом, как на Пасху, причем все отметили, что отец постриженика отсутствует, а мать, стоявшая в окружении многочисленной родни, крайне опечалена. Не многие знали, что Павел Павлович был против решения сына, но промолчал, а Наталья Петровна открыто протестовала, предлагая подождать до 30, а лучше до 40 лет. На созванном семейном совете

Алексея пытались отговорить от пострижения, но в конце концов решили, что он человек, знающий «что он хочет, а не помешанный на религиозной почве», как его представляли некоторые родные. Сам Алексей твердо заявил, что монашество – это естественный и лучший путь жизни для каждого человека и нужно предлагать вопрос тем, кто не идет в монашество, почему они этого не делают, а не наоборот (102, кн. 1, с. 112).