Путь к социализму: пройденный и непройденный. От Октябрьской революции к тупику «перестройки»

Несмотря на рост объемов хлебозаготовок, с осени 1929 года в городах было постепенно введено карточное снабжение. После весьма урожайного 1930 года валовый сбор 1931 года составил всего 69,5 млн т. Правда, заготовки подскочили до еще более высокого уровня, чем в урожайном 1930 — с 22,1 м лнт до 22,8 млн т. Товарность колхозов подпрыгнула с примерно 27 % в 1930 году до 39 % в 1931 году[527]. Проще говоря, собрав меньшее количество хлеба, колхозы вынуждены были значительно большую долю его сдать государству, что существенно сократило их собственные зерновые фонды — продовольственные, фуражные, посевные. Частично возобновленное в 1930 году авансирование контрактации хлебов было в 1931 году полностью отменено. Было резко сокращено государственное кредитование колхозов[528]. Попытки добиться снижения планов заготовок ввиду плохого урожая и раздать зерно по трудодням до выполнения плана хлебозаготовок вызвали 16 октября 1931 года совместное постановление СНК СССР, Колхозцентра и Трактороцентра о недопустимости бронирования хлебных фондов в колхозах до выполнения хлебозаготовительного плана[529].

А в самом планировании хлебозаготовок царил бюрократический произвол. Для примера можно взять два района Днепропетровской области: один, сдав 4 ц с гектара, смог при этом выполнить четыре плана; другой, сдав 7 ц с гектара, плана так и не выполнил[530] (в среднем по стране урожай составил 6,7 ц с гектара[531]). В результате неравномерного распределения плана заготовок 1931 года на Северном Кавказе выдача зерна на одно крестьянское хозяйство в колхозах колебалась более, чем в 100 раз:

• в Армавирском районе от 26 до 2192 кг;

• в Благодарненском районе от 54 до 1269 кг;

• в Петровском районе от 298 до 3459 кг;

• в Виноделенском районе от 41 до 1490 кг[532].

На III конференции КП(б)У указывалось на шаблонно-бюрократический характер планирования хлебозаготовок. В результате ряд районов, «которые отнюдь не являлись неурожайными, оказались в очень тяжелом продовольственном положении, хозяйство части колхозов этих районов оказалось подорванным»[533].

В результате такой системы заготовок значительную часть зерна приходилось возвращать хозяйствам в виде семенной и фуражной ссуды. В 1931 году эта ссуда составила в процентах к объему сданного хлеба:

• в Уральской области — 45%;

• в Казахской республике — 36,2 %;

• в Западно-Сибирском крае — 21,9 %;

• в Башкирской республике — 20,3 %[534].

Система контрактации обеспечивала некоторую двусторонность в отношениях города и деревни; она не только обеспечивала город хлебом, но в зависимости от поставок хлеба снабжала деревню некоторыми видами машин, удобрениями, сортовыми семенами и т. п. Но к 1932 году снабжение деревни полностью оторвалось от контрактации посевов. Сама контрактация приводила к значительным изменениям в плане заготовок, в зависимости от видов на урожай, что вносило дезорганизацию. Однако введение обязательных погектарных поставок (и плюс натуроплаты за работу МТС) по очень низким заготовительным ценам, к тому же с высокими погектарными нормами заготовок, исчислявшимися не по фактической, а по т. н. «биологической» урожайности[535], мало улучшило дело. Несколько упорядочив привязку объемов заготовок к видам на урожай (но без учета значительных потерь при уборке), этот метод планирования заготовок оставил в неприкосновенности экономически необоснованные (фактически грабительские) заготовительные цены на зерно.

И без того низкие заготовительные цены, усугублялись тем обстоятельством, что стоимость перевозок на ссыпные пункты оплачивалась за счет колхозов. А она достигала, например, на Северном Кавказе 75 % от стоимости продукции. К тому же заготовительные организации безо всяких оснований зачастую задерживали выплату денег колхозам[536].

Летом 1931 года было установлено правило, согласно которому натуроплата в колхозах сверх определенной нормы продуктами не отоваривалась, а оплачивалась деньгами. Это, по существу, было равносильно введению нормированного продовольственного снабжения колхозников, особенно если учесть финансовые затруднения многих хозяйств, бывших не в состоянии производить сколько-нибудь заметные денежные выплаты. В. Я. Чубарь, Б. П. Шеболдаев, И. Я. Пивоваров выступили на июньском (1931 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) за отмену этого решения. Но их предложение не было принято[537].