Читаем Путь к сути вещей: Как понять мир с помощью математики полностью

С того времени переходы между бодрствованием и сном, как при засыпании, так и при пробуждении, играли центральную роль в моем интеллектуальном развитии. Во всех моих новых проектах, как только дела начинают идти всерьез, как только это меня действительно захватывает и я сталкиваюсь с реальной задачей на понимание и творчество, то размышляю над ней именно в эти фазы перехода.

Запись снов стала первой писательской работой в моей жизни.

Интересоваться этим я начал к 17 годам. Сначала мне казалось, что напрямую переносить сновидения на бумагу слишком трудно. Я попытался записывать себя на диктофон, рассказывая сны вслух. Я планировал собирать их, как делают остальные с записями в дневнике или с фото в альбоме.

Я был вынужден отказаться от этого проекта из-за совершенно неожиданного явления, которое вторглось в процесс. День ото дня, под воздействием моих усилий запоминать сны и облекать их в слова, сновидения становились все богаче и точнее.

Я видел сны все лучше и лучше. Так хорошо, что это стало мешать.

В первый раз мне удалось вспомнить лишь крошечные фрагменты, несколько обрывков единственного сна. Через две–три недели я мог каждый день рассказать по пять–шесть разных снов, все с законченной историей и таким обилием деталей, что их описание заняло бы несколько страниц на бумаге или долгие минуты на пленке.

Вот это меня и напугало. Воспоминания о снах занимали слишком много места в моей голове и в ежедневной жизни. Мне показалось, что это упражнение по самонаблюдению в конце концов поглотит меня.

Перестав записывать их на пленку, я продолжал фиксировать их на бумаге. Меня интересовал не поиск их смысла, а чистота и сложность процесса записи.

Задача письма для меня именно в этом. Оттолкнуться от образов и ощущений и найти средство обратить их в слова, чтобы прояснить и сделать прочнее. Восстановить ситуации, задачи, расположение людей и предметов, действия и маршруты. Описать все, что видишь и чувствуешь, как можно проще и точнее. Запечатлеть атмосферу, музыку, запахи и текстуры. Когда умеешь это, умеешь все.

В моем опыте запись снов – это деятельность, больше всего приближенная к математическому творчеству.

Я поражен количеством людей, говорящих, что никогда не помнят сны. Кто-то говорит, что никогда не видит снов. Это, конечно, невозможно. Мы все видим сны каждую ночь.

Помнить сны не врожденный дар. Это способность, которую можно развить самостоятельно, на практике. Есть приемы как начать и как совершенствоваться. Чем лучше умеешь верно записывать увиденное, тем больше видишь.

Долгое время у меня на тумбочке лежал блокнот, заложенный ручкой, чтобы записывать сны и все идеи, приходящие ночью. Я даже научился писать в полной темноте, вслепую.

Когда я перестаю записывать сны, то очень быстро теряю навык их помнить. Когда я снова заставляю себя их записывать, пусть даже для начала только отрывок, одно–два слова, этот навык постепенно возвращается. Иногда нужно настойчиво практиковаться несколько недель. Самое сложное – ухватить первый обрывок сна после того, как это долго не удавалось.

Став взрослым, я научился лучше использовать то совершенно особое состояние ума, предшествующее засыпанию. Я научился не размышлять на интересующие меня темы, а просто пропитываться ими. Различие тонкое, но ключевое. Размышлять – значит пытаться найти решения. Это никогда не работает и мешает спать. Пропитываться – значит созерцать без цели, рассеянно и незаинтересованно. Это уже почти то же самое, что видеть сны.

Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что этот способ засыпать повышает мои шансы проснуться на следующее утро с интересными идеями.

Другая точка зрения

Мое любимое упражнение на геометрическое воображение выполняется как раз во время засыпания.

Лежа в постели с закрытыми глазами, я пытаюсь вспомнить комнаты, где мне доводилось спать. Я представляю, что нахожусь там, и восстанавливаю размер и расположение кровати, расстояние до стен и потолка, расположение дверей и окон. Воссоздаю физическое ощущение, что лежу в одной из этих комнат из далекого прошлого. Пытаюсь ощутить это всем телом. Я выбираю первую пришедшую в голову комнату, потом какую-нибудь другую, и еще одну, и еще, блуждая по ним и руководствуясь исключительно вдохновением. Интереснее всего найти комнату, которую я считал забытой.

Мне очень нравится это упражнение, потому что оно простое и успокаивающее. И хорошо подходит для начинающих.

Как я упоминал в главе 1, я очень рано начал развивать у себя интуитивное восприятие пространства и геометрии, не видя в этом никакой связи с математикой, которой меня учили в школе.

Все это было так давно, что я уже не могу точно сказать, когда. Я забавлялся, расхаживая с закрытыми глазами, чтобы запомнить расположение стен и предметов, в том же возрасте, когда воображал мультфильмы, лежа вечером в кровати.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Древний Египет
Древний Египет

Прикосновение к тайне, попытка разгадать неизведанное, увидеть и понять то, что не дано другим… Это всегда интересно, это захватывает дух и заставляет учащенно биться сердце. Особенно если тайна касается древнейшей цивилизации, коей и является Древний Египет. Откуда египтяне черпали свои поразительные знания и умения, некоторые из которых даже сейчас остаются недоступными? Как и зачем они строили свои знаменитые пирамиды? Что таит в себе таинственная полуулыбка Большого сфинкса и неужели наш мир обречен на гибель, если его загадка будет разгадана? Действительно ли всех, кто посягнул на тайну пирамиды Тутанхамона, будет преследовать неумолимое «проклятие фараонов»? Об этих и других знаменитых тайнах и загадках древнеегипетской цивилизации, о версиях, предположениях и реальных фактах, читатель узнает из этой книги.

Борис Александрович Тураев , Борис Георгиевич Деревенский , Елена Качур , Мария Павловна Згурская , Энтони Холмс

Культурология / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Детская познавательная и развивающая литература / Словари, справочники / Образование и наука / Словари и Энциклопедии