Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

…Смелый мальчик был князем своего племени, а красивая девчонка верно его любила. Они вместе шли по воюющим землям навстречу опасностям, рука об руку сражались с врагом и бесстрашно смотрели в глаза смерти, заставляя её отступать. Но настала тяжёлая зима, и тоска вошла в сердца людей. Они обвинили своего князя в том, что он привёл к ним беду, хотя был он не только их князь, но и их друг. Тогда мальчишка и девчонка ушли прочь, и племя распалось. Они поселились в далёкой земле, где нет боли и крови, где можно отложить в сторону клинок и, ложась спать, знать, что проснёшься живым. Там они и жили — долго и счастливо. Но однажды на остров, где они нашли приют, добрался один из их друзей — опомнились те и хотели, чтобы их вождь вернулся. И девчонка с мальчишкой, оставив своё спокойное счастье, вернулись в мир войны и встали плечом к плечу с друзьями. Снова были бои — и вот мальчишка-вождь попал на лесной тропе в предгорьях Кавказа в засаду негров. Их было сто. А он — один… Но упал он последним — и никто из чёрных так и не смог похвастаться победой. Друзья похоронили павшего над тропой. А девчонка над свежей могилой подняла клинок и поклялась на светлой стали помнить и мстить.

С тех пор её видели во многих местах. Она всегда одинока. И немного найдётся тех, кого так же боятся негры…

…Певец давно вернулся на своё место, и пир вновь забушевал (иначе не скажешь), а я всё сидел на своём месте, глядя в одну точку — в огонь. И не сразу понял, что Хаахти обращается ко мне:

— А ты не хочешь спеть?

— Я? — вопрос застал меня врасплох. Все одобрительно загудели. — Вы хотите, чтобы я спел? — когда все снова закивали и загалдели, я растерянно пожал плечами и, взяв протянутое кантеле, поставил его на колено. Попробовал — это немного походило на «инструмент» Игорька Басаргина. Я устроил кантеле удобней. Левой рукой — сгибом указательного пальца — потёр губы. — Я буду петь по-русски. Это песня одного нашего автора. Очень хорошего автора…[9] Я только не очень хорошо играю… и пою.

С этими весьма обнадёживающими словами я положил пальцы на струны.

— Мой конь притомился, стоптались мои башмаки…Куда же мне ехать? Скажите мне, будьте добры.— Вдоль красной реки, моя радость, вдоль красной реки,До синей горы, моя радость, до синей горы.— А где те гора и река? Притомился мой конь…Скажите пожалуйста, как мне проехать туда?— На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь,Езжай на огонь, моя радость, найдёшь без труда.

— А где ж этот яркий огонь? Почему не горит?Сто лет подпираю я небо ночное плечом…— Фонарщик был должен зажечь, да, наверное, спит,Фонарщик-то спит, моя радость… А я ни при чём……И снова он едет один без дороги во тьму.Куда же он едет, ведь ночь подступила к глазам?..— Ты что потерял, моя радость?! — кричу я ему.

И он отвечает: «Ах, если б я знал это сам…»Булат Окуджава

* * *

Ветер улёгся. Земля стала железной — грязь схватило моментально, того и гляди — ноги поломаешь. Мороз ахнул моментально — и немаленький.

Я сидел над пещерой и дышал, откусывая зубами ледяной воздух. Мне было холодно, но я упрямо дышал и не двигался.

Больше всего хотелось плакать. Но это у меня давно не получалось. То ли я себя приучил, то ли мир вокруг приучил меня. А вот сейчас и надо бы, и хочется, а не выходит…

Я достал наган, очищенный за вечер от сала. С журчанием покрутил барабан и начал снаряжать его патронами. Над горами страшно, немигающее горел глаз Венеры.

Хаахти подошёл неслышно. Набросил мне на плечи пушистый меховой плащ и сел рядом.

— Я догадался — песня о тебе, — сказал финн. Я убрал револьвер, застегнул тёплую и упругую от новой смазки застёжку:

— Обо мне. О нас. Только она неточная. Негров было не сто, а всего четырнадцать. И я не погиб. Те, которые пришли потом, взяли меня в плен и отдали в рабство… А я, кажется, знаю тебя. Ты — тот самый финн, который попал сюда в начале века?

— Да, — Хаахти кивнул. — Кто тебе рассказал обо мне?

— Йенс Круммер, — ответил я. — Помнишь такого?

— А, немец… Встречались. Он ещё жив?

— В августе был жив, сейчас — не знаю… Послушай, ты прожил тут почти век. Скорей всего — не прятался по болотам и лесам. Так, может быть, ты мне скажешь наконец, какой во всём этом смысл?!

Очевидно, эти слова у меня вырвались со злостью. Хаахти хмыкнули, достав финку из-за сапога, начал подбрасывать её на ладони.