Путешествие из Петербурга в Нью-Йорк. Шесть персонажей в поисках автора: Барышников, Бродский, Довлатов, Шемякин и Соловьев с Клепиковой

«Эти расчеты с ближними, отлично написанные, приобретают другой оттенок, когда наступает время расчета с самым ближним – собой. В повести „Очень жаль“ действует так же холодно и великолепно выписанная противная и несчастная десятилетняя девочка Саша. Ее отношения с отцом, психом и пьяницей, делают убедительной догадку о чисто биографической детали. И вдруг – несколько финальных строк, неожиданное откровение ничуть не лирического автора: „Так и идет она в моей памяти, жалкая, много о себе думающая девчонка, сокровище мое, несчастье-счастье, пустое обещанье мне“.

Кто так свидетельствует о себе, имеет право на свидетельство о других. На равных».

У Клепиковой-прозаика цепкий взгляд и точное слово. Не только литературные персонажи, но и время дано ею емко и полно – в щемяще-узнаваемых деталях и в концептуальной сути. Ее тексты тесно сцеплены между собой, психологически, семантически и метафорически перенасыщены, это как бы эссенция в чистом виде. Другому бы этих сердечных и визуальных замет хватило на пару-тройку объемных томов. Вспоминаю четверостишие Фета на книжку Тютчева:

Но муза, правду соблюдая,Глядит – и на весах у ней

Вот эта книжка небольшаяТомов премногих тяжелей.

С той только поправкой, что у Елены Клепиковой уже достаточно книг, включая эту, и они отнюдь не легковесны – ни в прямом, ни в переносном смысле.

Елена Клепикова. Очень жаль

1

Так она и знала, что нельзя папаше доверить ее, ребенка. Она и маму предупредила вечером перед праздником, когда та пришла из кухни попрощаться на ночь.

– Только учти, – сказала Саша с внезапной обидой. – С папашей на демонстрацию я не пойду. Ни за что.

– А почему? – Мама удивилась так ясно, наивно, будто и не знала ничего.

– Не пойду – и все. Я сказала, – буркнула Саша и повернулась к стене.

– Глупенькая, он же так ждет, так хочет именно с тобой, за ручку с дочкой. – Мама все расцвечивала свою предпраздничную идиллию, от которой Сашу тошнило и тянуло на грубости. – И не зови ты его «папаша».

– Ты же зовешь!

– Я – другое дело, а для тебя он – папа, родной отец.

– А я его ненавижу, – яростно выкрикнула Саша, сев в кровати. – Ненавижу! И он меня ненавидит. И ты это прекрасно знаешь. Только все время притворяешься!

– Господи, – сказала мама тихо, – за что мне это, ну сколько можно терпеть? и что я такого сделала, чтобы всё время нервы, нервы, нервы…

Она всегда так начинала – на папашу абсолютно не действовало. Но Саша знала, что кончится истерикой. Вскочила, поцеловала маму в легкие, как перья, волосы – ни одну прическу не держали, – в глубоко запавшие глаза, коричневые как у медведя, в крутые скулы и резво опрокинула на кровать, добившись, чтоб мама усмехнулась. Об отце больше речи не было, но, засыпая, Саша подумала опять с обидой, что мама, конечно, схитрит.

Утром мама разбудила ее, просунув под одеяло мокрую жесткую ладонь. Еще во сне Саша досадливо поморщилась – все-то нежности ее грубоватые.

Солнце, которого не было весь апрель, внимательно разглядывало комнату, дрожал и плавился паркет, а зеркало совсем ослепло, посерело и лишь изредка под неведомым углом ударяло по глазам тяжелым слитным сверканием. Из форточки шел праздничный дух, острый, весенний, с каким-то предельным гулом – вот-вот оборвется! – а он все длился и передался Саше азартной дрожью.

Демонстрация! Отец, серьезный, хмурый, брился у зеркала, оттопырив языком щеку, и Саша как-то сразу поняла, что придется идти с ним. Это само собой разумелось.

На площадке мама догнала их со щеткой и почистила отцу пальто. Он поворачивался, нетерпеливый как ребенок. Счастливая семейка, с тоской подумала Саша. Но когда мама стала его наставлять, просила не пить при ребенке, он уже злился и резко отмахнул мамину руку со щеткой от воротника. Тут уж Саша вмешалась, потянула отца за рукав, помахала маме, они быстро отщелкали лестницу и влетели в демонстрацию.

Было холодно, резковато, хотелось зажмуриться – синий ветер, голубой блеск и дребезг стекол, вымытых к празднику, пунцовые флаги и транспаранты, разные оркестры. Ветер описывал микросмерчи вокруг колонн демонстрантов и круто развернулся у Сашиных ног, оставив горстку песка. Саша знала, откуда песок. Им посыпали перед праздником сырые дорожки и лужи в садах и скверах. И доверху набивали в песочницы для малышей.