– Всего боится. Каждую ночь – проверка: кто там спрятался в комнате его убивать? Под кроватью, за шкафом, в шкафу, за шторами, даже в кафельной печке смотрит и наверху. Мы с мамой в обнимку на кровати – так он срывает одеяло и ищет. Мама и не выдержит: «Куда нам его положить, любовника-то, самим тесно». И – скандал! Самое страшное, говорит мама, что он пьет без любви. Насильно пьет, с отвращением. Настоящий алкаш любит выпить, это ему в удовольствие. А папаша, мама говорит, насильственный пьяница. Его воротит от спиртного, желудок не принимает, всегда кончается рвотой. Потому и злится. Пьяный он как лютый зверь. Спрашивается: что же ты пьешь, раз не хочешь? Это он над нами издевается! Знаете, какие штуки он еще выкидывает? Вы только послушайте, я все расскажу. Возьмет бутылку, едет на Невский, там всю вылакает и развалится на видном месте – чтоб его в милицию забрали. У нас, у Техноложки, видите ли, не всегда милиция возьмет. А ему главное – чтоб именно в милицию, а не кто-то другой его арестовал. Да врет он все – кому он нужен!
– Саша, девочка, потише! Вдруг твой отец и вправду болен?
Саша даже задохлась от гнева. Никак не ожидала такой мягкотелости. Не сомневалась: он – на ее стороне.
– Как же – болен! Он, видите ли, псих. Хулиган, бандюга – и все тут. А мы с мамой не больные? Мы не психи из-за него? Меня в лагере прошлым летом затаскали по медосмотрам. Цыплячья грудь, говорят. Физическое недоразвитие. Малый рост. Малокровие. Рыбий жир и витамины все лето давали. У мамы сыпь по телу на нервной почве. А он безумен – как бы не так! Мы-то с мамой не верим. Ну хорошо, говорит мама, он и в самом деле душевнобольной, предположим. Но почему, скажи, бросаясь на меня чтоб задушить – ты видела, как сильно он давил мне шею, – он так ни разу меня не придушил, как настоящий безумец? И почему – столько раз пугая, что выбросит из окна, – так и не выбросил? Какой он сумасшедший – притворяется!
– А ты не такая маленькая, как я думал, – сказал человек, улыбаясь ей. – А говоришь совсем как взрослая.
– Я так кажусь. На физкультуре я самая последняя в строю. И все – из-за папаши. Он мне всю жизнь искалечил – так мама говорит. И, знаете, дяденька, я только вам скажу, никто не знает. У нас шкафчик висит на стене, лекарства там и много разных полочек и ящичков. Старинный шкафчик, от бабушки, а бабушка при царе жила барыней, столбовою дворянкой. Так мама говорит, а папаша шипит: молчи, дура, угробить хочешь? Только все и думают, чтоб его угробить, – смешно! Я в те ящички заглядываю иногда – интересно все-таки, пузырьки пустые мою и беру для кукол. Однажды – мы с Ленкой, моей подругой, были – заглянула в шкафчик и вижу: на полке лежит такой пакетик, в него впечатаны какие-то кружки. Надорвала один, а там резиновый мешочек длинный, весь в муке или в мелу. Мы с Ленкой его надули: вышел белый шар, не очень красивый. Сделали три шара, большими они не получаются, и пошли гулять. Вечером прихожу, о резинках забыла. Уже поздно, спать ложимся, а папаша вдруг такой скандал закатил – ужас! – и все из-за этих кружочков. Так маму было жалко, она вся тряслась. Говорит, я их в глаза не видела. А папаша орет, что с трудом достал, со своими любовниками, говорит. Даже резинок ему жалко. Знаете, кого он больше всех боится? – спросила Саша, выдержав длинную паузу.
– Это кого же? – выпалил человек. Она его достала – это точно.
– Любовников! Теперь я знаю – его враги. Они ему всюду мерещатся – и в нашей с мамой кровати, и под столом, и даже за окном. Это от них он на ночь деревянные щитки на окна вешает. И маму пытает: где их прячешь? Я знаю: они где-то рядом с мамой находятся. Может быть, на работе она их держит. Или по пути, когда домой идет. Мама на всем экономит и на работу – туда и обратно – ходит пешком. И ни разу отпуска не брала. Мы ведь нищие, мы совсем с папашей обнищали. Он все пропивает – и мой портфель, и мамины ботики с пуговичками, и ее демисезонное пальто. Ничего, говорит, выйдешь к своим полюбовникам нагишом! Вот видите: где-то они ее ждут. Я говорю: мама, не скрывай от меня, я ни за что папаше не скажу: где твои полюбовники? Сама знаешь – он их боится. Пускай его до смерти запугают, зато от нас отстанет. А мама сердится всегда и даже плачет. Где я их тебе достану, говорит, кому я, такая горькая, нужна? Вы не знаете, дяденька, где любовников достают? Мне очень надо.
– Извини, не знаю. Ничем вам с мамой помочь не могу. – И человек захохотал, мгновенно разобидев Сашу.
Он был, конечно, слишком прост и нетактичен – как все мужики. Но так хорошо выговориться! И чтоб тебя слушали, и тебе в лицо сострадали. Саша уперла ладонь ему в грудь – чтоб молчал! – отдышалась и снова понеслась, почти без пауз.