– Да нет, в настоящем дворце. Их много, только выбирай! Дворец пионеров, Дворец культуры, Дворец офицеров, я не помню всех, где мы спали. Но нужно с паровым отоплением. Это мама придумала. Чтобы несчастье в счастье превратить. Смотри, говорит, сколько кругом пустых домов. Никто в них не живет, такая ценная жилплощадь пропадает. А нам с тобой негде голову приклонить. И это очень хорошо. Запомни, Сашка, раз и навсегда: ничем не надо владеть человеку. И чем он бедней, тем богаче. Видишь, говорит, какая ты богачка: все эти дома – твои, дворцы – твои, театры, музеи, фонтаны – все твое. Хотя бы на ночь. Но если подумать, то навсегда. А так человек за свой угол держится и ничего вокруг не видит, верно? Верно-то верно, но я спать хочу, мне завтра в школу. Ну и пойдем в какой-нибудь дворец. Идем по снегу, а в сугробе – мертвый. Ну, пьяница замерз. Мама говорит: вот видишь, как повезло его семье, а наш дома ночует. И пришли во Дворец офицеров. Там полно мягких диванов, ковров, деревья в кадках. Всегда там высыпаюсь. Мы заранее приходим до закрытия, прячемся, а потом – как у себя дома. Но свет не зажигаем никогда.
– Неужели ни разу не попались?
– Да много раз. А что с нас взять? Несчастная женщина с больным ребенком. Пьяница-муж. Мороз на дворе. У ребенка – воспаление легких, или уха, или мозга. И вообще – хронический недосып. Я ведь никогда не высыпаюсь. Мама все так жалостно расскажет, нас даже пожалеют. Ни разу в милицию не сдали. У мамы правило: никогда не лезть туда, где деньги или ценности какие, – никогда! Опасно. Только в общественные места. Это и есть дворцы.
– Ну, Сашок, повезло тебе с мамой. Мне бы такую!
– Еще не всё. Зимой мы связаны, и выбор небольшой. Зато когда тепло – у нас раздолье. И никаких проблем. Ночуем на чердаке, в своем доме. Там очень уютно, и на свежем воздухе полезно. У мамы есть свой ключ от чердака. Да столько мест! – только умей выбирать. А мама умеет. Знаете, где мы с ней спали? Не поверите! В Летнем саду, в зеленой сторожке при уборной, открыть ее легче простого. Или на пристани перед Летним садом, надо прийти до закрытия и спрятаться. Когда заметят – выгонят. А нет – спишь и качаешься на волнах. Я не люблю – свет в глаза, мешает спать, но мама просто обожает воду, волны, реку – она на Волге родилась. Запросто может Неву переплыть. Забыла! На корабле с парусами ночевали! Спустились по мостику в каюту – и никого. Чудесно выспались там до утра. Проснулись – опять никого. И на берег по мостику вернулись. Мама боялась, что ночью этот мостик уберут. Но это все по воскресеньям и праздникам. Далеко от дома. Мне в школу надо. Вот и старается мама что-нибудь поближе найти.
– И находит?
– Да сколько угодно! Она отчаянная – ничего не боится. Я боюсь, а она не боится. Если застукают, говорит, пусть знают, как при советской власти ребенок неделями не спит. Устала! Спать хочется. Вот бы на этой скамейке уснуть.
– Вставай, Сашонок, подымайся! пойдем скорее к твоей маме.
Солнце уходило за дома. Все меньше на улице детей, все больше пьяных. Саша валилась с ног, лицо пылало. Мука была – тащиться за ним. Как будто идешь на коленках – так ухайдакались ноги.
– Далеко еще?
Человек удивился:
– Твои места. Вот Техноложка, вот проспект, а от него, видишь, в ряд идут Красноармейские.
– Как смешно! Когда я потерялась, все спрашивали, где живу. Отвечаю: дом номер семь, потом – номер два. Какой именно, спрашивают. Я не знаю, только два и семь. А дом наш – два дробь семь.
9
Саша огляделась. Все чужое. Человек, наверное, спутал. И так и эдак, и забежала вперед – всё чужое, все незнакомое. Вдруг, попав на нужный пригляд, она узнала – перспектива мигнула знакомо. Через проспект, во второй переулок – и вот, отступя от угла, через «Булочную», их парадное. Кружение оборвалось, и Саша все узнала с неприятной трезвостью.
И день набирал свой нормальный ход. Синели трудовые сумерки. Праздник подходил к концу. На холоду все смотрелось отчетливо, едко: облезлые бока домов, грязнущий асфальт, закатные окна и крыши, скелеты деревьев в мишуре и соре, нацепленных ветром.
– Узнаешь? – Человек был взволнован и глядел на Сашу стеснительно.
– Где-то здесь, – сказала она.
– А ты уверена, что папаши нет дома? – спросил он вкрадчиво, как будто подлизывался к ней. Саше очень понравилось, что он заодно с ней употребил «папашу». И все-таки она не знала, что сказать.
Мама, конечно, волнуется. Отец – кто его знает! – может быть и дома. Пьяный вдрызг и злобный, как всегда. Но если шляется еще, есть шанс все скрыть, и мама так и не узнает. Инцидент с демонстрацией, как мама бы точно сказала, будет исчерпан. Папочка с дочкой за ручку возвратились с праздника порознь. И никаких из-за нее скандалов! Праздник кончался, это точно. Нервозные, непраздничные мысли. Впереди, правда, был салют.
– Пожалуй, я попью у вас чайку, – сказал человек неуверенно. Явно ждал ее одобрения. Но Саша промолчала. – Мне, знаешь, пару слов твоей маме сказать. Жди меня здесь – я мигом! Подержи-ка сетку, так в магазин неудобно.