Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют

Оба они стыдились — а Чивер прямо-таки физически — своего происхождения. «Прямые наследники ирландского картофельного голода 1850 года»[177], — говорил Фицджеральд о семье своей матери, Макквилланах, хотя они после переселения в Новый Свет стали вполне благополучны, честной коммерцией обеспечив себе место в среднем классе. Оба мальчика были непопулярны среди товарищей: неспортивные и мучительно сознающие, что в частной школе они беднее всех, хотя оба компенсировали это талантом рассказывать истории, которые завораживали компанию.

Чивер-биограф не вполне правдив. Например, у нас нет свидетельств того, что мать Фицджеральда была жестокосердой, а в замечании о «серьезном писателе, который трудится в поте лица ради содержания взбалмошной красавицы-жены», можно заподозрить смутную обиду на собственную жену. Однако ему близка свойственная Фицджеральду душевная щедрость, и за «пьяными выходками, бесконечными отвратительными шутками», «скандальными эскападами», «годами, проведенными вдали от родины, потасовками, долгами, недугами» Чивер разглядел путь серьезности, милосердия и «ангельской духовной чистоты». В рассказах Фицджеральда он видит надежду, глубину и нравственную убежденность, способность одновременно колдовать над сюжетом и передавать жаркий трепет жизни.

В отличие от Чивера, Фицджеральд был очень желанным ребенком. Он родился 24 сентября 1896 года в Сент-Поле, через пару месяцев после того, как его сестры, Мэри и Луиза, умерли одна за другой в эпидемию инфлюэнцы. Его отец, Эдвард, был выходцем из старой мэрилендской семьи (наиболее известный ее представитель, тезка Скотта, Фрэнсис Скотт Ки, написал текст гимна «Знамя, усыпанное звездами»). В 1898 году фабрика по производству плетеной мебели, где Эдвард был управляющим, разорилась во время кризиса — предвестника Великой депрессии, и в поисках работы он перебрался с семьей из Сент-Пола на восток, в штат Нью-Йорк. Несколько лет они переезжали, снимая жилье то в Буффало, то в Сиракьюс, то снова в Буффало; таким же обилием географических названий было отмечено детство Теннесси Уильямса.

Теперь Эдвард работал оптовиком-коммивояжером по бакалее компании Procter & Gamble, однако запись фицджеральдовского «гроссбуха» в августе 1906 года сообщает, что отец слишком много пьет и подшофе играет на заднем дворе в бейсбол. Но Скотт любил своего элегантного, аристократичного отца больше, чем мать, несуразную Молли Макквиллан. Молли была страшно озабочена здоровьем сына (что вполне объяснимо после смерти двух дочерей), и позднее Фицджеральд оправдывал свои выходки тем, что его избаловали. В «гроссбухе» Фицджеральд с содроганием вспоминает, как мать наряжала его в матросский костюмчик и заставляла петь на публике. «Невротичка и почти психопатка, с патологической нервозной озабоченностью»[178], — пишет он о матери. Он всячески старался избегать контактов с ней и, когда в 1936 году она умерла, не приехал на ее похороны, но пять лет спустя пересек океан, чтобы отдать последнюю дань отцу.

Как-то Фицджеральд, которому было уже за тридцать, рассказал журналисту случай, не дававший ему покоя с детства. Весна 1908 года, ему одиннадцать, они живут в Буффало. Молли дала ему двадцать пять центов, чтобы он сходил в бассейн, и он был уже в дверях, когда зазвонил телефон. Я так и вижу, как он слегка пританцовывает в гостиной и, облизывая монету, рассеянно прислушивается к голосу матери. Внезапно тон ее резко меняется. «Он вспоминает этот день, — записывает Фицджеральд, как обычно, говоря о себе в третьем лице, — после телефонного разговора он вернул ей деньги, данные ему на плавание»[179]. Вскоре вошел отец и сообщил, что потерял место. Домой «вернулся полностью сломленный старик. Он утратил жизненную энергию, ощущение цели. И до конца жизни так и остался неудачником»[180]

.

После этой катастрофы Фицджеральды вернулись в Сент-Пол и на девять месяцев оставили детей (после ребенка, который очень скоро умер, у них родилась дочь, Аннабел) у родителей Молли. При их поддержке чета Фицджеральд продолжала колесить с места на место, снимая приличное жилье и тратя значительную часть средств, полученных от Макквилланов, на образование детей. С тех пор сам Эдвард был фактически без средств, хоть и сохранял видимость того, что он занят в торговле. В книге Эндрю Тернбулла говорится: «Эдвард хранил образцы риса, сушеных абрикосов и кофе в бюро с выдвижной крышкой, стоявшем в агентстве по торговле недвижимостью, владельцем которого был его шурин, но источником всех доходов, вне всякого сомнения, было состояние жены — сам Эдвард брал в долг почтовые марки в магазине на углу»[181].