Путешествие на «Кон-Тики»

Другим очень важным для Полинезии культурным растением, которое мы везли с собой на «Кон-Тики», была бутылочная тыква Lagenaria vulgaris. Ее корка играла не менее важную роль, чем мякоть, — полинезийцы сушили ее над огнем и использовали для хранения воды. Это типично огородное растение также не в состоянии распространяться с помощью морских течений, тем не менее мы встречаем его и у древнейших полинезийцев и у исконный жителей Перу. Сосуды из тыквы найдены в древних могилах в пустынных областях прибрежной части Перу. Перуанские рыбаки пользовались ими задолго до того, как первые люди заселили Полинезию. Полинезийское название бутылочной тыквы — «кими»

— встречается и в языке индейцев Центральной Америки, с которыми тесно связана культура Перу.

Помимо различных южных фруктов, которые мы съели за пару недель, пока они еще не успели сгнить, мы везли с собой еще один плод, который наряду с бататом сыграл важнейшую роль в истории тихоокеанских островов. Двести штук кокосовых орехов надолго обеспечили нам запас освежающего напитка и массаж для десен. Многие орехи очень скоро стали прорастать, и спустя примерно десять недель у нас на борту появилось с полдюжины карликовых пальм высотой около одного фута, с плотными зелеными листьями. Во времена Колумба кокосовый орех рос на Панамском полуострове и в Южной Америке. Летописец Овьедо[35]

указывает, что испанцы застали на побережье Перу большие заросли кокосовых пальм. К тому времени такие же пальмы уже издавна росли на всех островах Тихого океана. Ботаники еще не могут с уверенностью сказать, каким путем шло их распространение. Одно бесспорно: далее кокосовый орех с его мощной скорлупой не в состоянии преодолеть океанские просторы без помощи человека. Та часть нашего запаса, которая лежала в корзинах на палубе, доехала в пригодном для пищи и для посадки состоянии до самой Полинезии. Зато другая половина, купавшаяся в морской воде под палубой, оказалась совершенно испорченной. Вместе с тем, каждому очевидно, что кокосовый орех никак не может плыть самостоятельно через океан быстрее, чем подгоняемый ветром плот. Глазки размокают и пропускают внутрь морскую воду. К тому же, в океане достаточно «санитарных постов», которые следят за тем, чтобы ничто съедобное не могло попасть своим ходом из одной части света в другую.

В тихие дни случалось, что мы посреди океанских просторов нагоняли одиноко плывущее на поверхности воды белое перышко. Буревестники и другие птицы, умеющие спать на поверхности воды, залетают на тысячи морских миль от суши. Поглядев на перо поближе, легко можно было обнаружить на нем двух-трех пассажиров, которые лихо плыли по ветру. Когда мимо них этаким Голиафом проходил наш «Кон-Тики», они быстро соображали, что есть шанс попасть на вместительное и быстроходное судно, и во всю прыть скользили боком по поверхности воды вдогонку за плотом, бросив перышко на произвол судьбы. Постепенно у нас набралось целое множество таких безбилетников. Это были маленькие морские крабы, величиной с ноготь, от силы с пятак, довольно приятные на вкус, когда удавалось их поймать. Эти крабики и выполняли роль санпостов на поверхности моря, не пропуская мимо ничего съедобного. Стоило коку прозевать во время утреннего обхода летучую рыбу, и на следующий день на ней сидело уже штук восемь — десять крабиков, уплетавших рыбу с помощью своих крохотных клешней. Очень пугливые, они обычно спешили удрать и спрятаться при нашем приближении; но на корме около колоды поселился в небольшой норке один совсем ручной крабик, которого мы прозвали Юханнес. Он был, наряду со всеобщим любимцем — попугаем, принят в состав нашей команды. В ясные солнечные дни, когда вахтенный правил плотом, упершись спиной в хижину, он чувствовал себя просто одиноким среди голубых океанских просторов, если не видел рядом с собой Юханнеса. Остальные крабики сновали по палубе, таясь от нас и потихоньку таская крошки, словно тараканы на настоящем судне. Не таким был Юханнес, — он важно восседал у входа в свое убежище и внимательно наблюдал за сменой вахты. Каждый новый вахтенный приносил Юханнесу кусочек печенья или рыбы, и достаточно было наклониться над его норкой, чтобы крабик вышел из двери и протянул свои кулачки. Осторожно взяв крошку клешнями, он бегом возвращался к норке, садился у входа и уплетал угощение, совсем как мальчишка, который ест зимой лакомство, не снимая рукавиц.

Стоило забродившему от сырости кокосовому, ореху лопнуть, как крабики усеивали его словно слепни. Кроме того, они охотно поедали планктон и всяких микроскопических морских тварей, которых забрасывало на палубу волной. Надо сказать, что планктон — самые крохотные обитатели моря — был неплохим блюдом даже для нас, Гулливеров в этом царстве лилипутов. Нужно было только приспособиться вылавливать достаточное количество, чтобы получился хороший глоток.