Путешествие на «Кон-Тики»

Мы вошли в область, где особенно часто попадались крохотные летучие рыбки в дюйм величиной; они взлетали в воздух целыми стаями и то и дело приземлялись на плоту. Время от времени проносились морские птицы, делая круг над плотом, — чаще всего это были фрегаты с раздвоенными, как у ласточки, хвостами. Появление фрегата многие считают признаком близости суши, и настроение членов экипажа заметно поднялось.

— Кто знает, — мечтали они, — может быть, и в самом деле мы обнаружим в океане скалистый утес или песчаную отмель.

Кто-то высказал даже такое оптимистическое предположение:

— А что если мы обнаружим настоящий зеленый островок — ведь здесь мало кто побывал до нас! И назовем открытую нами землю — остров Кон-Тики!

Начиная с полудня, Эрик всё чаще забирался с секстантом на кухонный ящик и щурился на солнце. В 18.20 он определил, что наши координаты — 6°42' южной широты и 99°42' западной долготы. Таким образом, мы находились в одной морской миле на восток от предполагаемого острова. Немедленно был спущен парус. Восточный ветер должен был мало-помалу пригнать нас прямо к искомой точке. Но вот солнце свалилось за горизонт и засияла полная луна, осветив неровную поверхность моря, переливавшуюся серебром от края и до края. Видимость с мачты была превосходной. Во все стороны тянулись длинные гребни волн, но нигде не было видно прибоя, который говорил бы о наличии мели или рифа. Никто не хотел ложиться, все пристально наблюдали за горизонтом. На мачте торчало сразу по двое, по трое взволнованных наблюдателей. Медленно проплывая над предполагавшимся местом нахождения суши, мы непрерывно измеряли глубину. Все имевшиеся на борту свинцовые грузила были привязаны к концу прочного, в пятьдесят четыре нитки, 800 -метрового шелкового тросика, — и даже с учетом отклонения от вертикали из-за сноса он достигал глубины не менее 600 метров. Но дна мы так нигде и не достали, ни к востоку от намеченной точки, ни в ней самой, ни к западу от нее. Тщательно оглядев еще раз напоследок поверхность моря, мы окончательно удостоверились, что можно считать район обследованным и свободным от каких-либо мелей. Можно было поднимать парус и ложиться на прежний курс. Плот снова двинулся своим естественным ходом, подставляя корму волнам и пропуская их сквозь щели между бревнами. Мы могли спать в сухой постели и есть суп без примеси морской воды, хотя пассат на несколько дней опять возобновил свою игру, перебегая с оста к зюйд-осту и обратно и нагоняя высокие волны.

Во время погони за мнимым рифом мы узнали кое-что о влиянии килевых досок на ход «Кон-Тики», а когда Герман, забравшись вместе с Кнютом под плот, вытащил наконец пятую доску, нам окончательно стало понятным назначение этих приспособлений, смысл которых оставался для всех загадкой с тех самых пор, как индейцы сами перестали пользоваться плотами. Что доски служат своего рода килем и позволяют плоту идти под некоторым углом к ветру — это было ясно. Но сообщаемый первыми испанцами в их записях факт, будто индейцы могли даже «править» плотом с помощью «специальных килевых досок, которые они просовывали в щели между бревнами», казался необъяснимым и нам и всем остальным, занимавшимся этой проблемой. Ведь доска была плотно зажата в тесной щели, ее нельзя было повернуть — а, следовательно, и рулить ею.

Секрет раскрылся при следующих обстоятельствах. После того как снова установился постоянный ветер и волнение улеглось, «Кон-Тики» шел несколько дней точно по курсу с зафиксированным в одном положении кормовым веслом. Но вот мы просунули выловленную доску в щель на корме, и плот моментально повернулся на несколько градусов к норд-весту, после чего продолжал идти уже новым курсом. Стоило вытянуть доску обратно, как плот тут же ложился на прежний курс. А если мы вытаскивали ее только наполовину, то и плот поворачивался только на половинный угол. Таким образом, мы могли, не трогая кормового весла, стабильно устанавливать новый курс, просто опуская килевую доску на большую или меньшую глубину. В этом и заключалась никем ранее не разгаданная гениальная идея инков. Они разработали простую систему равновесия, с мачтой и парусом в качестве опорной точки, зафиксированной постоянным давлением ветра. Плечами рычага служили соответственно передняя и задняя части плота. Если общая площадь килевых досок в задней части «перевешивала», плот уваливался, если же «перевешивали» носовые доски, плот рыскал. Меньше всего влияли, понятно, ближние к мачте кили, образующие более короткое плечо. Если идти точно на фордевинд,[39]килевые доски совершенно не влияли на курс плота, но тогда нам приходилось непрерывно действовать кормовым веслом, чтобы удерживать курс; к тому же, плот ложился перпендикулярно волне, становясь как бы длиннее, и не мог уже так свободно переваливать через гребни. А поскольку вход в хижину и кухня со столовой находились у нас на правом борту, мы всегда старались идти бакштагом слева.