Путешествие на «Кон-Тики»

Можно было, конечно, так и продолжать путешествие, управляя исключительно с помощью килевых досок, но мы уже настолько приноровились к кормовому веслу, что использовали доски только для грубой фиксации курса, предпочитая рулить веслом.

Следующая важная веха на нашем пути была такой же невидимой, как и существовавший только на карте риф.

Это было на сорок пятый день плавания, — к этому времени мы продвинулись от 78 до 108° западной долготы и прошли ровно половину пути до ближайших по курсу островов. Позади нас, в 4000 километрах на восток, лежала Южная Америка, и ровно столько же оставалось до Полинезии на западе. Ближайшей к нам сушей были острова Галапагос на ост-норд-ост и остров Пасхи точно на зюйд, но и от них нас отделяли тысячекилометровые океанские просторы. До сих пор нам не встретилось ни одно судно, так как мы плыли вне всех обычных морских путей Тихого океана.

И всё-таки мы никак не могли по-настоящему ощутить эти огромные расстояния. Линия горизонта незаметно следовала за нами в нашем движении, и наш плавучий мир оставался всё той же неизменной полусферой, ограниченной небом и водой, с плотом в центре и бессменными звездами над нашими головами.

Глава шестая. ЧЕРЕЗ ТИХИЙ ОКЕАН, II

^{Смехотворное судно. — Прогулка на надувной лодке. — Неосторожное поведение. —}

Без твердых ориентиров. — Бамбуковая хижина в океане. — На долготе острова Пасхи.— Загадки острова Пасхи. — Боги-великаны и каменные исполины. — Парики из красного камня. — Мастерство «длинноухих».

— Тики — связующее звено. — Красноречивые наименования. — Мы ловим акул руками. — Попугай. — Вызывает LI2B. —

Звездный компас.— Три волны. — Шторм. — Кровь в воде, кровь на палубе. — Человек за бортом. — Еще один шторм.

— «Кон-Тики» становится разболтанным. — Привет из Полинезии.

В те дни, когда море вело себя сравнительно спокойно, мы нередко отправлялись на прогулку с фотоаппаратом на маленькой надув-ной лодке. Никогда не забуду, как двое из команды, воспользовавшись

тем, что волны впервые немного утихомирились, решили спустить этот резиновый пузырь на воду и совершить небольшое путешествие по морским просторам. Едва отъехав от плота, они вдруг бросили игрушечные вёсла и стали дико хохотать. Покачиваясь на волнах, то показываясь на гребне, то вновь исчезая, они глядели на нас и хохотали так, что только гул стоял над Тихим океаном. Мы растерянно оглядывались кругом, но не видели ничего смешного, если не считать наши собственные заросшие физиономии, — а уж к ним-то наши друзья, казалось, давно должны были привыкнуть. Вдруг нас осенила страшная догадка: не сошли ли они с ума — в результате солнечного удара? А наши приятели до того обессилели от смеха, что еле добрались обратно до «Кон-Тики». Заикаясь, со слезами на глазах, они без долгих объяснений просто предложили нам самим отъехать на лодке и взглянуть.

Другая пара — в ее составе был и я — вскочила им на смену в пляшущую на волнах резиновую лодку, и в ту же минуту мощный вал отнес нас вместе с ней в сторону. И тут настал наш черед повалиться с хохотом друг на друга. Пришлось немедленно подгрести обратно, чтобы успокоить тех двоих, которые еще не имели возможности взглянуть на плот со стороны, — иначе они бы подумали, что мы все четверо просто-напросто свихнулись.

Смех был вызван не чем иным, как нелепым, совершенно неописуемым впечатлением, которое производило наше гордое судно со своей командой на того, кто впервые видел всё это, вместе взятое, со стороны. До этого нам еще ни разу не приходилось видеть самих себя со стороны в открытом море.

Брёвна исчезали из виду при малейшем колебании воды, и было видно только качающуюся на гребнях волн низенькую хижину с широким входом и крытой листьями лохматой крышей. Казалось, в открытом море появился беспомощно болтающийся на волнах старый покосившийся норвежский сеновал, населенный бородатыми бродягами. Зрелище было такое же смехотворное, как если бы мы вдруг обнаружили, что за нами гонятся на веслах в ржавом корыте. Даже обычная зыбь заслоняла от взора половину стены, и казалось, что вода беспрепятственно вторгается прямо в открытую дверь сеновала, где лежали, глазея по сторонам, какие-то бородатые типы. Но вот жалкий сарайчик снова показывался на воде, и косматые бродяги лежали на том же месте — сухие, в полной неприкосновенности. Если набегала волна покрупнее, то бывало, что не только хижина, но и парус вместе со всей мачтой скрывался за стеной воды; однако в следующий момент хижина вместе с бродягами неизменно снова появлялась на том же месте.