Путешествие на «Кон-Тики»

Притащив с рифа тяжелый промокший парус, мы растянули его в виде крыши между двумя пальмами с подветренной стороны острова на краю обращенной к лагуне поляны. Волны выкинули на берег бамбуковые жерди с плота; из них мы сделали колья. Стены нашего импровизированного жилья образовал густой кустарник, насыщавший воздух чудесным ароматом своих цветов; вход был обращен к лагуне. Мы чувствовали себя превосходно. С шутками и смехом настелили себе постель из зеленых пальмовых листьев, предварительно очистив площадку от торчавших веток коралла. Еще до наступления ночи у нас было готово очень уютное гнездышко, на потолке которого виднелась большая бородатая физиономия доброго старого Кон-Тики. Он уже не выгибал грудь под напором восточного ветра, а лежал неподвижно на спине, вперив взор в звездное небо над Полинезией.

Кругом на кустах висели мокрые флаги и спальные мешки; весь песок был усеян разложенным для просушки имуществом членов экипажа. Еще денек, и всё отлично просушится, радистам тоже пришлось сдаться в ожидании следующего дня, чтобы дать солнышку как следует прогреть внутренности аппаратуры. Стащив с кустов спальные мешки;, мы улеглись спать, оживленно споря, чей мешок суше. Победителем вышел Бенгт: его мешок не хлюпал, когда владелец поворачивался с боку на бок.

Проснувшись наутро с восходом солнца, мы обнаружили, что потолок прогнулся под тяжестью кристально чистой дождевой воды. Бенгт аккуратно собрал ее и отправился к берегу. Там он принялся строить запруды и вылавливать причудливых рыб для нашего завтрака.

Герман жаловался в это утро на боли в спине и затылке — напоминание о приключении в Лиме, а Эрик вдруг обрел свой забытый ревматизм. Вообще-то мы отделались удивительно благополучно: за всё время плавания только несколько ушибов и царапин, если не считать Бенгта, который получил легкое сотрясение мозга, когда его ударило по черепу обломком мачты. Сам я, правда, являл собой довольно оригинальное зрелище, весь разукрашенный синяками — следами моего объятия со штагом.

Как бы то ни было, состояние здоровья не помешало никому искупаться перед завтраком в прозрачной лагуне. Дальше от берега переваливший через наш островок пассат покрывал ее поверхность темной рябью; чуть виднелись голубые островки вдоль восточной части рифа. А на самом берегу пассат с тихим шелестом трепал смотрящиеся в зеркальную гладь пальмовые кроны. Горько-соленая вода была такой чистой, что мы невольно поджимали ноги, стараясь не задеть кораллы и ярких рыб, хотя они и находились на глубине трех метров под нами. Мы с наслаждением плескались над сказочным подводным миром. Прохладная вода приятно освежала, сверху пригревал просушенный солнцем воздух... Однако надо было спешить на берег: Раротонга ждала нашего появления в эфире.

Катушки и другие радиочасти были разложены на коралловых плитах под тропическим солнцем; Кнют и Торсгейн без устали что-то мастерили. По мере того как дело шло к вечеру, мы всё больше волновались. Скоро все остальные дела были заброшены, и мы сгрудились вокруг радистов, стараясь хоть чем-нибудь помочь им. Необходимо было наладить передатчик до десяти вечера, когда истекали условленные тридцать шесть часов, после которых наш корреспондент в Раротонге начнет вызывать спасательную экспедицию. Но вот день подошел к концу, зашло солнце. Только бы раротонгский радист набрался терпения... Семь часов, восемь, девять... Наше волнение достигло предела. Передатчик не подавал никаких признаков жизни, но приемник типа NC-173 ожил, и мы могли уловить слабую музыку в нижней части шкалы. Любительский диапазон молчал. Медленно, но верно оживала остальная часть шкалы, — возможно, какая-то из катушек не успела еще окончательно просохнуть. Передатчик был попрежнему нем, как рыба; злые искры свидетельствовали о наличии замыканий в схеме.

Оставалось меньше часа. Отчаявшись наладить основной передатчик, мы снова — в который раз! — взялись за портативную военную рацию, в надежде, что она наконец просохла. Батареи были испорчены все до одной, и мы получали ток от маленького ручного генератора. Вертеть его было тяжеловато, и мы четверо, игравшие роль вспомогательной рабочей силы, то и дело сменялись у этой шарманки.

Тридцать шестой час подходил к концу. Помню, как кто-то шёпотом подсчитывал остающиеся минуты — семь, пять... Потом уже никто и не хотел смотреть на часы. Передатчик как будто воды в рот набрал, но приемник шипел и потрескивал всё ближе к нужной волне. Вот ожила и частота нашего приятеля на Раротонге, и мы разобрали, что он полным ходом переговаривается с радиостанцией на Таити. Громче, громче... уже можно уловить отдельные слова:

— ...ни одного самолета по эту сторону долготы Самоа. Я совершенно уверен...

Но тут опять всё стихло. Напряжение нашей шестерки достигло максимума. Что там происходит? Неужели уже высылают самолеты и спасательные отряды?