Риф был сложен из неровных зубчатых глыб, испещрен ямами и протоками, поэтому вода местами доставала нам лишь до щиколоток, а местами — почти до подбородка. Покрывавшие риф водоросли, полипняки и кораллы придавали ему вид подводного цветника с мхами и кактусами, с окаменевшими красными, зелеными, желтыми и белыми цветами. Не было того цвета, который нельзя было бы здесь наблюдать, разглядывая кораллы, водоросли, моллюсков, морских червей и снующих вокруг причудливых рыб. В более глубоких расщелинах к нам подкрадывались отчетливо видные в хрустально чистой воде небольшие, четырех-футовые акулы. Достаточно было шлепнуть ладонью по поверхности воды, чтобы заставить их повернуться кругом и удрать.
В том месте, где на рифах застрял «Кон-Тики», нас окружали неглубокие лужицы воды и коралловые зубцы, из-за которых проглядывала спокойная голубая лагуна. Был час отлива, и всё новые кораллы появлялись из воды, а непрерывно ревущий прибой как бы спустился этажом ниже. Что ожидало нас во время прилива, об этом мы могли только гадать; сейчас надо было спешить уйти отсюда.
Риф протянулся на север и на юг наполовину скрытым под водой крепостным валом. На юге на горизонте виднелся густо поросший пальмами длинный остров. На севере от нас, совсем рядом, метрах в шестистах-семистах, находился еще один крохотный островок. Немногочисленные пальмы выстроились вдоль его снежно-белых песчаных берегов, омываемых водами тихой лагуны, защищенной от моря коралловым барьером. Издали островок казался пышной корзиной с цветами или кусочком райской земли.
На нем мы и остановили свой выбор.
Герман стоял рядом со мной, бородатый и сияющий. Не говоря ни слова, он протянул мне руку со счастливой улыбкой на лице.
«Кон-Тики» всё еще лежал на краю рифа, обдаваемый белыми брызгами. Все надстройки были разбиты, но основа — девять бальзовых бревен из леса вокруг Киведо в Эквадоре — была в полной сохранности. Они спасли нам жизнь. Море смыло часть груза с палубы, зато всё лежавшее в хижине было цело. Нам удалось снять с плота всё, что еще представляло собой какую-либо ценность, и перенести груз на обветренную глыбу посреди барьера.
Соскакивая с бревен, я невольно искал глазами лоцманов, которые обычно сновали вокруг носа плота. Теперь огромные брёвна лежали целиком на рифах, в заливчике всего в пол-фута глубиной, и под ними извивались лишь коричневые морские черви. Лоцманы исчезли. Золотые макрели исчезли. Вместо них кругом сновали не виданные нами ранее любопытные рыбы, сплющенные с боков, с павлиньей расцветкой и вуалеобразным хвостом. Мы приплыли в новый мир, Юханнес исчез из своей норки, — видно, нашел себе здесь другое убежище.
Я кинул последний взгляд на останки плота и заметил маленькую пальмочку в сплющенной корзине. Она поднималась на полтора фута в высоту из глазка в кокосовом орехе; внизу виднелись два корешка. Захватив орех, я пошел вброд к островку. Неподалеку от меня шагал Кнют, зажав подмышкой модель плота, над которой он немало потрудился во время плавания. Вскоре мы обогнали нашего бесподобного стюарда Бенгта. Он шел согнувшись, с вымазанным сажей лбом, окунув бороду в воду и толкая перед собой ящик, который усиленно качался каждый раз, когда прибой вливал новый поток воды в лагуну. Бенгт с гордым видом приоткрыл крышку, — это был наш кухонный ящик, примус и кастрюли в полной сохранности.
Никогда не забуду это шествие вброд к райскому островку. Добравшись до залитого солнцем песчаного берега, я поспешил стряхнуть ботинки и погрузить пальцы босых ног в горячий сухой песок. Я не мог наглядеться на следы от своих собственных ног. Вскоре кроны пальм сомкнулись надо мной; я продолжал идти к центру островка. На пальмах висели зеленые кокосовые орехи, кругом росли кусты, покрытые белоснежными цветами с таким сладким, чарующим запахом, что даже голова закружилась. Вокруг меня безбоязненно парили две морские ласточки, белые и легкие, словно два облачка. То и дело по песку пробегали маленькие ящерицы; иногда показывался главный житель острова — кроваво-красный рак-отшельник, прячущий нежную заднюю часть своего тела в украденной раковине величиной с куриное яйцо.
Под влиянием нахлынувших на меня чувств я опустился на колени и зарыл руки в сухой горячий песок.
Плавание закончилось, и все до одного были живы и здоровы. Мы высадились на необитаемом полинезийском островке. И на каком островке! Вот подошел Торстейн, — он отбросил в сторону мешок и растянулся во весь рост на песке, наслаждаясь зрелищем пальмовых крон. Легкие белые птицы бесшумно кружили над самыми нашими головами. Скоро вся наша шестерка лежала на берегу. Один лишь Герман, как всегда, проявил выдающуюся энергию: залез на небольшую пальму и сорвал гроздь огромных зеленых кокосовых орехов. Мы срезали им макушки и стали жадно глотать самый чудесный освежающий напиток в мире — сладкое, холодное молоко незрелого кокосового ореха. Со стороны рифа доносился монотонный бой барабанов, — там бессменная стража охраняла райские врата.