Путешествие на «Василиске»

Даже потерпев крушение у берегов тропического острова, мы не могли пренебречь принятыми на себя обязательствами. К счастью, изоляция Кеонги предоставляла нам богатый выбор птиц, неизвестных Орнитологическому Обществу, и Том взялся за сбор образцов для Мириам Фарнсвуд. Как правило, он изготовлял из них чучела (нужно заметить, перевозить чучела птиц бесконечно проще, чем их полных жизни собратьев), однако в тот день отправился к одному из птицеловов за живыми образчиками. Несмотря на безумный щебет и свист пары привязанных к палке танагров, я даже не заметила его возвращения и, наконец-то осознав, что он здесь, подскочила от неожиданности на чурбачке, заменявшем мне табурет.

– Что с вами?

– Пытаюсь опознать выражение вашего лица, – ответил Том.

Сколько же я просидела вот так, забыв о раскрытом блокноте на импровизированном столе, с высыхающим в руке пером?

– Это – выражение лица женщины, поглощенной некой идеей, но надеющейся, что, если сию идею очень старательно игнорировать, она рано или поздно отвяжется.

Том воткнул палку в землю, чтоб птицы уселись и успокоились, подошел ко мне и едва не оперся о стол, но вовремя вспомнил, что этот стол еще ни разу не выдерживал его веса. Вот и сейчас стол заметно покосился, и посему Том предпочел прислониться к дереву.

– Вообще-то вы не из тех, кто будет надеяться, что возникшая идея отвяжется сама по себе. Если она верна, зачем ее игнорировать? А если нет… такие вы, как правило, без разговоров пришибаете палкой.

Сия метафора превратила мой вздох в негромкий смех.

– В самом деле, зачем ее игнорировать… Похоже, Том, вы были правы. Не стоило отсылать ту статью в «Вестник морских исследований».

Том сдвинул брови.

– Будь дело только в развитии прежних идей, вы не были бы так озабочены.

– Именно. Проблема в другом. Я думаю… нет, я все больше убеждаюсь, что прежние гипотезы были неверны, – я показала ему блокнот с зарисовками чешуи морских змеев. – Островитяне в один голос утверждают, что змеи мигрируют. Хили-и говорит, что они откладывают яйца на Рауаане – правда, своими глазами я этого не наблюдала. А мест, где откладывали бы яйца арктические змеи, никто еще не находил. Принято считать, будто их кладки находятся на такой глубине, что мы не в силах до них добраться… Но что, если они откладывают яйца здесь, на этих островах?

– Путь миграции слишком уж длинен, – усомнился Том. – А как же насчет… ах, да, понимаю. Разница в размерах означает и разницу в возрасте. Но, чтобы подтвердить это, нужна коллекция образцов чешуи побогаче нашей.

– Да, – кивнула я. – И наших наблюдений еще недостаточно, чтобы утверждать что-либо с уверенностью. Но вот вам новая гипотеза: морские змеи выводят потомство здесь, в тропиках. Подрастая, они мигрируют, но не до самых северных широт: молодь слишком мала, чтоб выжить в арктическом холоде. А вот с возрастом путь миграции все больше и больше отклоняется к северу.

Слушая, Том чертил на песке под ногами спираль, с каждым витком сужающуюся к полюсу.

– Змеи растут, – продолжала я, – и чем крупнее становятся, тем неуютнее им в теплых тропических водах: здесь они страдают от перегрева. И, по-видимому, в какой-то момент становятся слишком стары для размножения, а может, новые места обитания просто слишком холодны для выведения потомства из яиц.

– Не исключено, что холод лишает их и усиков, и способности выпускать водяную струю: резкое втягивание внутрь ледяной воды может вызвать шок, несовместимый с жизнью.

Том отряхнул руки.

– Возможно. Но все же это нуждается в подтверждении.

– Однако я должна этим поделиться! – в отчаянии сказала я. – Нельзя же проверить идею, о которой никто не знает! И сидеть сложа руки в ожидании, когда кто-нибудь другой додумается до нее и затем действительно сможет проверить, тоже невыносимо.

– Тогда вам придется отречься от вашей прежней гипотезы…

Том погрузился в молчание. Он не хуже меня знал, к чему это приведет.

Конечно, ученый отнюдь не должен бояться строить гипотезы, публиковать их, читать критические отзывы и проверять, перепроверять, пересматривать свои мысли в соответствии с критикой. Однако таким, как я, здесь очень даже было чего бояться. Прежде всего, научный авторитет мой был, мягко говоря, сомнителен. К тому же, отречение от первоначальных идей могло превратить меня в посмешище, и вовсе не из-за самих идей, а из-за того, кто я такая. Неверный шаг, который легко простили бы именитому ученому, с моей стороны сочли бы фатальной ошибкой.

О той дурацкой поспешности мне больно вспоминать до сих пор. В глубине души я страстно жалела, что не повременила, как советовал Том. Однако то хмельное возбуждение, с которым я набрасывала первый черновик, обсуждала его с Томом, редактировала, приводя в более завершенный вид, и отсылала на рассмотрение… нет, с этим я не рассталась бы ни за что. День, когда я взяла в руки номер «Вестника морских исследований» и увидела на его страницах собственную статью, и ныне вспоминается мне, как один из самых славных в моей жизни… когда его удается разглядеть сквозь густую завесу стыда.