Конечно, последствия настигли меня позже. Здесь я описываю их только потому, что сии мемуары посвящены ключевым экспедициям в моей карьере, и данный том закончится прежде, чем эффект той статьи успеет проявиться полностью. С тех пор, как я сделалась одним из крупнейших ученых мира, людям свойственно смотреть на мои ошибки сквозь пальцы, а между тем мне хотелось бы, чтобы читатели знали: не все мои научные идеи были одинаково состоятельны.
Спасать престиж не позволяла совесть. Том вопросительно поднял бровь. В ответ я покачала головой.
– Нет. Развитие науки важнее улучшения моей репутации. К тому же, если первоначальная моя гипотеза неверна, рано или поздно это обнаружится. Что ж, пусть мне хотя бы поставят в заслугу исправление собственной ошибки… – я горько усмехнулась и вскинула ладони, предупреждая все, что мог бы возразить Том. – Но урок я усвоила, и с опровержением торопиться не стану – тем более что в данный момент его и отослать невозможно. Подождем, пока не соберем побольше данных.
Хуже признания собственной неправоты могла оказаться лишь новая ошибка. Однако для сбора новых данных следовало дождаться возможности покинуть Кеонгу: на местном материале, тем более – не имея экземпляра для анатомирования, я уже сделала все, что могла.
Беспокойство мое росло день ото дня: ну, сколько можно сидеть взаперти на одном-единственном острове? Как ни странно, то же самое происходило и с Джейком, хотя мальчишке с его наклонностями полагалось бы чувствовать себя здесь как в раю. Море плескалось прямо под боком, и как же заманчивы были его прохладные волны в лучах тропического солнца! Ему бы собирать кораллы и раковины, упражняться в се-эгалу, рыбачить с острогой, пока все тело не сморщится от постоянного пребывания в воде, словно темная-темная изюмина… И, в самом деле, он так и поступал, но регулярные вспышки раздражительности наглядно свидетельствовали: с ним что-то неладно. Изображавшая его мать Эбби справлялась с ними, как могла, но как-то вечером я незаметно отвела сына в сторонку и спросила, в чем дело.
В ответ он ковырнул ногой песок, сложил руки за спиной, отвел взгляд в сторону и пожал плечами – столь же уклончиво, сколь и неубедительно.
– Все в порядке, – сказал он.
– Тебя обижают другие мальчишки? – спросила я.
Это казалось наиболее вероятной причиной проблем, однако Джейк покачал головой.
– Нет. Просто… надоело мне быть сыном мисс Эбби.
Сначала я подумала, что он злится на гувернантку из-за постоянных поучений, что можно, а чего нельзя. Это бывало и раньше – как и у всех детей, у него случались периоды бунтарских настроений. Однако в эту минуту Джейк был напряжен так, словно едва сдерживал желание шагнуть вперед и прижаться ко мне, чего не делал уже не одну неделю.
Я опустилась на колено и взглянула на него снизу вверх. Давным-давно, когда Джейк был совсем мал, а меня терзали скорбь и противоречия, я держалась от него на расстоянии. А теперь, на Кеонге, была так поглощена мыслями, что до этого самого дня и не замечала, как разделяющая нас брешь разрастается вновь.
– Мне тоже тебя не хватает, – прошептала я, и это было правдой.
Тут терпению Джейка пришел конец. До сих пор он превосходно играл свою роль, но в эту минуту бросился ко мне и обнял за шею. Забыв о риске быть замеченной кеонганами, я на мгновение прижала его к себе.
– Корабль скоро починят, – пообещала я, от всей души надеясь, что не ошибаюсь. – И вот тогда все будет по-прежнему.
В таком положении мы оставались недолго. Вскоре осторожность и детская гордость заставили Джейка отстраниться, однако его походка вновь обрела утраченную на время упругость. Нет, сын никогда не говорил об этом прямо, но, очевидно, помнил мой отъезд в Эригу и опасался, что я вновь захочу избавиться от него, а теперь, убедившись в обратном, смог с легким и радостным сердцем вернуться к обычным забавам.
После этого я старалась не забывать о мелких, незаметных для кеонган знаках привязанности к сыну и вовлекать его в свои повседневные дела, когда ему хватало на то терпения и интереса. Однако случалось это не слишком уж часто, поскольку я дни напролет изучала ящериц-огневок, подолгу спорила с Томом о таксономии, и рисовала диаграмму за диаграммой, пытаясь хоть как-то упорядочить огромное множество разновидностей драконов. Указать на схожие признаки и объявить, что делу конец, было мало: система классификации должна основываться на логике. Каким образом из низших форм развились высшие? Какие из них отнести к низшим, если семейство включает всех, от искровичков до болотных змеев и от огневок до волкодраков? А если не всех, где пролегает граница?
Я не сомневалась, что ко всему этому должен быть какой-то ключ, какая-то еще не пришедшая мне в голову концепция, с помощью коей можно придать всему этому осмысленный вид. Тем не менее решение упорно ускользало из рук, с какой стороны к нему ни подступись.
И вот в один прекрасный день, на исходе второго месяца нашего «кеонгского сидения», когда я в очередной раз корпела над диаграммами, ко мне подошла Хили-и.