– И эта смута не кончалась, пока другие боги не соединили их в браке, – закончила Хили-и, указав на плодородную долину меж двух вершин.
– Однако Ома-апиа все никак не угомонится, – с усмешкой сказал Том.
– Не все семьи на свете живут мирно, – ухмыльнулась в ответ Хили-и.
Мы принесли с собой жертвы – венки из цветов, слегка увядших, пролежав в наших рюкзаках больше половины дня. Следуя указаниям Хили-и, мы бросили их в кратер. Венки яркими пятнами легли на голую землю, а Хили-и тем временем – и некоторое время после – негромко пела, дабы действия наши не потревожили богиню вулкана.
День клонился к вечеру, и времени для исследований почти не оставалось. Спустившись с вершины, мы отыскали место для привала – укромное, уютное, а, главное, куда меньше обросшее различными тапу. Оставив Тома распаковывать одеяла, Хили-и поманила меня за собой.
– Идем. Я покажу тебе Рауаане.
Обогнув вершину, мы оказались с подветренной стороны острова. Внизу этот берег всего лишь суше и менее плодороден: большая часть осадков достается наветренной стороне, тогда как подветренная ими обделена. Здесь, на такой высоте, из земли не росло ни травинки.
– Почему здесь ничего не растет? – спросила я Хили-и.
Голос мой прозвучал еле слышно: казалось, эти голые камни леденят душу. Я видела дождь над вершиной и знала, что здесь отнюдь не безводная пустыня, где нет места ничему живому, однако ни намека на зелень вокруг не наблюдалось.
– Дождь здесь ядовит, – негромко ответила Хили-и. – Так ядовит, что убивает саму землю. Смотри: вон там и рождена твоя душа.
Длинный шрам мертвой земли стрелой тянулся к небольшому островку совсем недалеко от подветренного берега Кеонги. Помня сказание о накаи, видя отравленную землю перед собой, я ожидала, что Рауаане окажется мрачной черной скалой, всем своим видом оповещающей мир о лежащем на ней проклятье. Но нет – островок был укрыт пышной зеленью, немногим отличавшейся от той, что украшала наветренную сторону Кеонги. Возможно, находясь в тени Кеонги, он был не столь плодороден, а от его вулкана не осталось почти ничего. Островок опоясывали бирюзовые лагуны и широкое разорванное кольцо коралловых рифов, возвышавшихся над волнами – геологическое строение, вполне обычное для старых островов, и сверху, пожалуй, очень похожее на глаз.
Одним словом, это был всего лишь остров, во всем подобный сотням других островов Немирного моря.
– А где же накаи? – спросила я. – Те, которые превращены в камень?
Раскрытой ладонью Хили-и шлепнула меня по плечу – да так, что я едва устояла на ногах. Подобно всем пуйанцам, сложения Хили-и была крупного и намеренно дала мне почувствовать, сколь тяжела ее рука.
– С такими вещами не шути, – сказала она. – Радуйся, что их не видно: один взгляд на них погубит даже тебя.
Все это натолкнуло меня на одну мысль – уж не указывает ли легенда на куда более прозаические факты? Нашла же я драконьи кости в пещере близ Друштанева! Что, если и накаи были неким видом драконов – возможно, морскими змеями, возможно, другим, ныне вымершим – и кости их сохранились до наших дней? Конечно, как это могло произойти, я объяснить не могла. Разве что недра Кеонги смогли воссоздать тот природный химический процесс, что послужил предтечей нашему, более совершенному…
Все это казалось слишком фантастичным, слишком надуманным, однако на следующий день, когда мы с Томом взялись за работу, я вновь вернулась к тем же мыслям.
Здесь, наверху, действительно обитало множество ящериц-огневок. Они гнездились в кустах и папоротниках чуть выше опушки леса и встречались по всей верхней части склона, охотясь на насекомых, гекконов, крыс и некоторых мелких птиц. В отличие от большинства разновидностей драконов, держались они стаями, в среднем насчитывавшими по меньшей мере, дюжину особей, а зачастую и более.
Как правило, бояться им некого. Единственным опасным для них хищником является орел, да и тот нападает, только если сочтет, что огневки угрожают его гнезду. По этой причине данный вид имеет много характерных особенностей, в иных обстоятельствах оказавшихся бы губительными – начиная от обыкновения гнездиться на земле и заканчивая необычайно ярким окрасом шкуры, цвет коей может варьироваться от сливочно-желтого до огненно-алого.
Причина моего особого интереса к этим созданиям заключалась в том, что их экстраординарное дуновение – электрический разряд, сродни крохотным искоркам, которым обязаны своим названием искровички, однако значительно мощнее. По словам Хили-и, при сильных извержениях Алуко-о их можно было видеть танцующими в воздухе среди туч пепла, а искры их сверкают во мраке, как настоящие молнии.
Увы, наблюдать такое самой мне не посчастливилось. Надеюсь, вы простите мне эти сожаления, хотя извержение такого масштаба обернулось бы немалыми бедами и разрушениями для жителей Алуко-о, каковым я, конечно же, ничего подобного не желаю.