Хили-и извинилась за этакую оплошность, хотя выражение ее лица яснее всяких слов говорило: «Тебе и самой должно было хватить ума сообразить, что мертвая земля небезопасна». Однако это меня отнюдь не смягчило. Сей инцидент перепугал меня до глубины души. Страшнее всего казалась даже не близость смерти, а жуткий провал в памяти. На сон все это было ничуть не похоже: я шла по каменной россыпи – и вдруг оказалась в лагере с карманами, доверху набитыми осколками костей, абсолютно не помня, как их подобрала. Как будто на время моим телом завладел кто-то другой, а я об этом – ни сном, ни духом…
Мои читатели прекрасно знают, что я совсем не суеверна и даже не слишком религиозна. Однако в этот миг я всерьез – и с немалой тревогой – задалась вопросом: что, если островитяне правы, и я действительно одержима духом дракона, причем в буквальном, а не в переносном, как до сих пор полагала, смысле? Скажи Хили-и, что подобные вещи для ке-анакаи дело обычное – я бы поверила ей не задумываясь, и, может, даже усомнилась бы в здравии собственного рассудка. Но к счастью (хотя, с другой стороны, радоваться тут определенно было нечему) в ответ на мой вопрос она лишь раздраженно отмахнулась.
– Нет, – буркнула она, – с ке-анакаи такого не бывает. Только с дурами.
Осматривая множество новых синяков и ссадин, я обнаружила в карманах коллекцию фрагментов костей. Последнее повлекло за собой долгую дискуссию по-ширландски, в ходе коей я пересказала Тому миф о Рауаане, и мы заговорили о возможности найти там ископаемые кости.
– Туземцы точно не позволят вам отправиться туда на поиски? – спросил он.
– Для них это – все равно что самоубийство, – ответила я. – Но, полагаю, настоящие трудности возникнут после того, как я вернусь, вполне живая и здоровая. Вспомните их реакцию, когда они решили, будто я – ке-анакаи.
– Как же, помню, – вздохнул Том. – Вилы и факелы… Ну что ж, можно попробовать, когда «Василиск» будет готов к отплытию. Осмотрим остров, отправимся дальше, и пусть себе реагируют на это, как хотят.
В обычных обстоятельствах это было бы крайне заманчиво, но за последние дни я дважды побывала на волосок от гибели и была вовсе не в настроении вновь рисковать жизнью так скоро. Более того, я немедля отправилась бы вниз, если бы только могла достичь берега до темноты, однако ночь застигла бы меня посреди лавовой трубки. Пришлось взять себя в руки и, как всегда, искать убежища в работе, занявшись зарисовкой гнезда огневок.
В последующие недели, пока Экинитос и его люди трудились над починкой «Василиска», мы совершили еще несколько вылазок к вершине вулкана. Это вовсе не означало пренебрежения к морским змеям (благодаря своему возможному положению в эволюционном древе возбуждавших во мне куда больший интерес, чем огневки), но в сложившихся обстоятельствах изучать их было нелегко. Мысль о наблюдении за ними с хрупкой корабельной шлюпки меня ничуть не привлекала, не говоря уже о том, что всякая попытка выйти на ней в море, скорее всего, навлекла бы на нас гнев местного вождя, Па-оаракики. Не горели желанием охотиться за змеями и кеонгане, в чем их было трудно упрекнуть: возможно, местные змеи не так крупны, как северные, но их водяная струя вполне способна разнести каноэ на куски. Посему я с огромным энтузиазмом изучала образчики чешуи и зубов, коими снабдили меня островитяне, а время от времени, подыскав местечко повыше, наблюдала за змеями в море, однако заточение на суше неизбежно обрекало меня на изучение ее обитателей.
Ящерицы-огневки весьма напоминают стрекодраков, обитающих в Зеленом Аду Мулина: и те и другие невелики и лишены передних конечностей (хотя стрекодракам их заменяет лишняя пара крыльев). Но если стрекодраков отдельным энтузиастам удавалось содержать в клетках, как птиц, то огневки упорно возражали против подобного обхождения и либо умирали в неволе, либо прожигали себе путь на свободу, вновь и вновь применяя для этого свои искры.
Ловить огневок я даже не пыталась, удовлетворившись изучением их гнезд и наблюдением за особенностями их кормления (и, естественно, стараясь вновь не попасться в ловушку вулканических газов: сей опыт был не из тех, которые хотелось бы повторить). Особенно интригующим оказался язык их общения – ряд разнообразных трескучих трелей, очевидно, служивших им для координации усилий во время охоты и предупреждения об опасности. Если кто-либо из читающих эти мемуары интересуется драконами и обладает терпением, достаточным для доставки капризного оборудования на другой конец света и восхождения с ним на вулкан, знайте: располагая звукозаписями языка огневок, драконоведы смогут изучить его значительно детальнее.